— Ты о чем? — спросил Джесин с некоторым подозрением.
Какое-то время Энакин задумчиво жевал.
— До сих пор, — сказал он, я думал о йуужань-вонгах не иначе как о врагах.
— Они и есть враги, — возразила Джайна.
— Да, — ответил Энакин. — Так же, как были врагами имперцы. Но, кроме Палпатина, мама, папа и дядя Люк могли по крайней мере теоретически думать о людях, с которыми они воевали, как о возможных друзьях. По сути, именно так дядя Люк уничтожил Императора, верно? Он смог представить себе Дарта Вейдера своим отцом, своим другом. Йуужань-вонги — ну, если честно, я даже не хочу думать о них таким образом.
— С ними это нелегко, — сказала Джайна. — Посмотри, что случилось с Илегосом, когда он попытался их понять.
— Значит, ты считаешь, что добился успеха там, где Илегос потерпел неудачу? — спросил Джесин.
— Понимаю ли я их? Нет, не вполне. Но я получил более глубокое представление, чем имел раньше. Теперь я могу думать о них как о людях, вот в чем разница.
Джесин кивнул:
— Ты прав, конечно. Значит ли это, что ты решил больше с ними не сражаться? Ты намерен работать для достижения мира?
Энакин моргнул.
— Ты что, смеешься? Мы должны сражаться с ними, Джесин. Я доложен с ними сражаться. Просто я теперь лучше знаю, как.
Джесин нахмурился.
— Ты уверен, что извлек правильный урок из всего этого? — спросил он.
— Не буду спорить, Джесин, но я думаю, что можно не беспокоиться о том, какой урок мог бы получить кто-то другой на моем месте. Потому что, откровенно говоря, будь на моем месте кто-то другой, я не думаю, что он бы выжил и смог извлечь хоть какой-нибудь урок.
— Надо сказать Бустеру, что придется эвакуировать корабль, — сказала Джайна. — Голова Энакина разбухает такими темпами, что вот-вот расколет корпус.
— Верьте или нет, — отвечал Энакин, — но то, что я сказал, я сказал без гордыни. Я просто констатирую факт.
— Гордыня весьма коварна, — предупредил Джесин. — Она отлично маскируется. Надеюсь, у тебя будет об этом долгий разговор с дядей Люком. Если, конечно, ты не думаешь, что даже ему нечему учить тебя.
— Не запихивай свои слова мне в рот, Джесин, — сказал Энакин.
— А ты не забыл, кто в самом конце вытащил твою задницу из огня? — спросила Джайна.
По лицу Энакина поползла улыбка.
— Но я же не это имел в виду, вы что, не понимаете? Я говорил, что никто бы там не уцелел, кроме меня. Потому что больше ни у кого в галактике нет таких брата и сестры, как у меня.
Он забрал свой поднос, стараясь не смеяться, когда глядел на их разинутые рты.
— А теперь извините, — сказал он. — Мне нужно кое-кого навестить.
Дверь каюты Тахирай была чуточку приоткрыта. Сквозь щель Энакин увидел, что она лежит на койке, задрав босые ноги вверх по стене. Взгляд ее был прикован к транспаристиловому окну и далекой россыпи ядра галактики.
Энакин постучал о дверной косяк.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Заходи, если хочешь.
— О'кей.
Энакин присел на край ее койки.
— Ты не пришла обедать, — сказал он. — Я подумал, что надо тебе что нибудь принести.
Он поставил на койку контейнер с едой.
— Это приготовил Корран. Кажется, он в последнее время много работал на кухне.
— Спасибо, — сказала Тахирай. Она повернула голову, и он впервые встретился с ней взглядом.
— Что с ней стало? — спросила она. — С базой формовщиков?
— Ты уверена, что хочешь это знать? Каждый раз, когда кто-нибудь заговаривает на эту тему…
— Тогда я не была готова об этом говорить. А теперь готова.
— О'кей. В общем, Бустер спалил ее от души. Каррд и его люди эвакуировали рабов. Мы собираемся скоро где-нибудь их высадить. Конечно, йуужань-вонги вернуться, раз мы оставили систему совершенно беззащитной, но тут уж мы ничего не можем поделать.
— Да, — сказала Тахирай. — Ничего. Думаю, это конец академии.
— Конечно, нет. Академия никогда не была каким-то определенным местом. Это понятие, идея. Мы просто приделали ей двигатели. Бустер намерен разрешить детишкам из академии остаться на «Искателе Приключений». Он будет делать случайные прыжки по галактике, пока не удастья разместить их в каком-нибудь безопасном месте.
— Безопасном? — прошипела Тахирай. — Разве где-нибудь может быть безопасно? Разве что-нибудь может быть…
Слова будто застряли у нее в горле, и она опять повернулась к звездам.
— Тахирай, я знаю, что ты чувствуешь, — сказал Энакин.
Она закрыла глаза, и две слезинки скатились по ее щекам.
— Если кто-то и знает, то только ты, — сказала она мгновение спустя.
— То, что с тобой сделали — это ужасно, я знаю, и…
— Что со мной сделали? Энакин, я отрубила Межань Куад голову!
— Тебе пришлось это сделать.
— Я хотела этого. Я жаждала этого. Я наслаждалась этим.
— Она пытала тебя. Она хотела уничтожить саму твою сущность. Ты не должна винить себя за момент гнева.
— Я думаю, что она уничтожила мою сущность, — сказала Тахирай. — Когда я убила ее, это было концом меня.
— Нет, — заявил Энакин. — Это неправда. Я-то должен знать, как потвоему? Лучшее, что в тебе было — оно осталось, Тахирай.
Он протянул руку. Долгое время она висела в воздухе, потом Тахирай, не глядя, взяла ее.
— Это была моя ошибка, — сказала она. — Из-за меня умер мастер Икрит. Люди Каррда погибли из-за меня.
— Ага, как раз в этом я куда как хорош, — ответил Энакин. — Винить себя за все на свете. Могу тебя научить, как это делаеться правильно. Вообще, если как следует подумать, то готов поклясться, что мы изыщем способ обвинить тебя сразу во всем, начиная с того, что йуужань-вонги нашли эту галактику.
Он вздернул голову.
— Нет, кажется, я знаю, на кого возложить эту вину. Мы можем обвинить вместо тебя Палпатина, вот. Как тебе?
Тахирай неодобрительно посмотрела на него.
— Когда это ты стал таким болтуном? — спросила она.
— Не знаю. С каких пор ты стала выцеживать из себя по слову за раз, как будто три или четыре разрывают тебе рот?
Уголки ее губ дернулись вверх в полуулыбке.