Он до боли стиснул челюсти. Снова помотал головой.
– Я сроду ничего подобного не хотел тебе причинить, – с трудом выговорил он. – Никогда. Клянусь Господом.
Лив заткнула рот ладонью. Две слезинки скатились по щекам. Шону хотелось поймать их. Почувствовать их тепло. Ощутить соленый вкус.
Лив пошарила в поисках кармана, но такового в свитере не оказалось.
– О, черт, – сварливо пробормотала она. – Это никогда не кончится.
Шон полез в карман шерстяного пальто и вытащил пакет носовых платков. И вручил ей красноречивым жестом.
Лив выдернула пакет у него из рук, вытащила платок и высморкалась.
– Вставай, мелодраматичное ничтожество. Я не играю в твои игры.
– Не уйду, пока не поговоришь со мной, – тихо настаивал Шон.
– Долго же тебе придется стоять по колено в грязи, – предупредила Лив.
– Ты повеселишься, объясняя это Торговой палате, – сострил он.
Ее глаза блеснули в ярости.
– Ишь ты какой умник, сукин сын.
– Прости, – кротко извинился Шон.
Черт. Придется навесить намордник на неуместные шуточки.
Звякнула дверь магазинчика.
– Лив? – раздался встревоженный девичий голос. – Все в порядке? Может, стоит куда позвонить?
– Спасибо, Полли, я в порядке, – спокойно ответила Лив.
Шон повернул голову. Полли рассматривала его, как какое-то плененное дикое животное.
– Ты точно уверена? – пискнула она.
– Уверена. – Лив высморкалась в платок. – Вставай, – зашипела она Шону. – Ты с таким же успехом мог бы войти в дом. Чем скорее выложишь, что хотел, тем быстрее мы с этим покончим. У меня полно дел.
Он с облегчением вошел внутрь, где ветер не морозил эти нежные розовые ушки, это открытое горло. Шон хотел закутать ее в свое пальто, но в теперешнем настроении она никогда бы не позволила.
Нос защекотало от запахов опилок, штукатурки, полиуретана и краски. На Шона с Лив, когда они проходили мимо, таращились люди, но Шон сверлил взглядом лишь эту изящную прямую спину. Только Лив могла носить заляпанный краской серый фланелевый халат и стоптанные башмаки и выглядеть как королева.
Она провела его через заново отремонтированное кафе в маленький кабинет в глубине помещения. Это был оштукатуренный, оклеенный лентой куб, пока не отшпаклеванный и не покрашенный. Лив подошла к окну и уставилась в него, словно могла что-то увидеть через толстый пластик, которым закрыли дыру.
Шон огляделся. Из нагревательного прибора по его лодыжкам дул теплый стоялый воздух. На заваленном счетами столе стояла плитка. Кружка со свисающим хвостиком от чайного пакетика. Спальный мешок и подушка на дешевом диване.
– Что, черт возьми, это такое? – Шон смотрел на Лив, потрясенный. – Ты здесь спишь? Тебе что, негде жить?
– Разумеется, мне есть где жить, – возмутилась Лив. – Иногда я теряю счет времени. И заваливаюсь здесь, если поздно. В иные вечера мне не хватает смелости…
– Идти по темноте? – закончил он фразу.
Она нахмурилось.
– Это не твое дело.
Шон с трудом сглотнул.
– Не стоит тебе находиться здесь одной, Лив. Ни в коем случае.
Она насмешливо и недвусмысленно фыркнула:
– Ну, не так уж все и плохо.
Он потянулся пригладить сияющую копну волос. Ощутив его порыв, Лив отпрянула.
– Итак, как дела? – спросила она.
– А? Какие дела? – удивился Шон.
– Ну, знаешь. Как семья? Как Эрин? Марго?
– А. Эти. Прекрасно, – ответил он, с облегчением обретя тему для разговора. – Эрин на сносях. Через несколько недель я стану дядей. Коннор выжил из ума. Не оставляет ее ни на секунду. Доводит прям до бешенства.
– А, – кисло пробормотала Лив. – Везет же ей.
Шон продолжил:
– И Марго, ей тоже везет. Начало шоу. Она почувствовала на прошлой неделе шевеление малыша. И рассказывает всем и каждому, как она взволнована.
– Это же замечательно, – прошептала Лив. – А как дела у Майлса и Синди? Все в порядке?
– Прекрасно. Рука и кисть у него заживают. У Синди все хорошо. Преподает музыку в Сиэтле. Дает много концертов, записывает новый альбом с группой. Они с Майлсом теперь не разлей вода.
– О, мило. – В голосе сквозила горечь. – Рада за них.
Черт. Каждая тема разговора только злила ее еще больше.
– Последний раз, когда я разговаривала с твоими братьями, они упоминали, что расследование тронулось с места, – сказала Лив. – В части проверки, действительно ли Кевин…
– Похоронен на холме? – продолжил он. – Нет. Там было тело Крейга Алдена, а не Кева. Подтвердили снимки зубов.
Новость так поразила Лив, что она повернулась, широко распахнув глаза, и прошептала:
– О, Господи. Так ты не знаешь, где похоронен Кев?
Шон помотал головой.
– Никого не осталось в живых, чтобы спросить. Крейга перезахоронили в Такоме с родными. Но мы установили могильный камень на холме для Кева.
Она сглотнула.
– Ты думаешь, он еще жив?
– Черт, кабы я знал. – Голос охрип. – Я сделал все, что мог для него. Все, что я могу теперь, это попытаться научиться жить… ничего не зная.
– Понимаю. – Она повернулась спиной. – Ладно. Удачи, Шон.
Он подошел ближе, потянулся к ее плечу.
– Лив…
– Нет! – Она отскочила, вжалась в угол. – Не смей меня касаться! Только не после всех чертовых месяцев, когда отказывался со мной говорить! Словно я какой-то незначительный пустяк.
– Неправда, – возразил Шон. – Я только о тебе и думал!
– Тогда почему? – почти орала Лив. – Почему ты так со мной поступал?
Он покачал головой, тщетно подыскивая слова, способные описать ад сжимающего душу страха, бездонный безвоздушный колодец ненависти к себе. Слова не шли на ум.
– Я… боялся. За тебя, – сбивчиво начал Шон.
Лив сощурила глаза.
– Прости?
– Последствия стресса, – выпалил он. – Как я полагаю. Галлюцинации. Воистину жуткая херня. Очень реальные. Ты входишь в комнату, я хватаю тебя, целую, а в следующее мгновение ты мертва, я тебя или закалываю, или застреливаю, или еще что. Я боялся даже видеть тебя. Боялся, что причиню боль. Думал, что, возможно, Остерман… что он все еще мог… о, черт.
Она прикрыла рот рукой:
– О Боже, Шон.
– Пытался пить лекарства, – упорно продолжал тот. – Кажется, стало еще хуже. Думал, может, я сломался, сошел с ума, как отец.
– Поэтому решил пойти самым трудным путем?
От ее холодного тона Шон невольно поморщился. Он пребывал еще в мире боли, которому не предвиделось ни конца ни края, поэтому стиснул челюсти и кивнул.
– Конечно. Ждал, что я пойму, – рассвирепела Лив. – Ты должен был остаться один. И должен был оставить меня. Неверное решение, Шон!
– Разве? А что ты хотела, чтобы я сказал? – взорвался он. – Эй, детка, у меня тут крошечная проблемка. Я убиваю тебя снова и снова, когда бы ни увидел. Очень повышает уверенность в себе, не находишь?
– Уж куда лучше, чем быть брошенной.
Лив набросилась на него и замолотила кулаками.
Он блокировал шквал бешеных ударов и прижал ее руки к стене.
– Я никогда не переставал тебя любить, – резко сказал Шон. – И это рвало меня на части.
Она помотала головой.
– Пусти чертовы руки. Мне нужен носовой платок.
Он подал ей платок. Лив прочистила нос, спрятала лицо.
– Просто уйди, Шон.
– Нет, – отказался он. – Не могу.
Она уронила руку и уставилась на него. На ее загнутых ресницах блестели слезы. Шон почти слышал, как она сникла. Ярость в прекрасных глазах всколыхнула все его чувства.
– Забудь. Ты не можешь заставить меня снова тебе поверить, – заявила Лив. – Отстать от меня!
– Нет.
Он подхватил ее, прежде чем Лив шарахнулась от него, и поднял, прижав к стене, так что она оседлала его бедра. Шон запустил руки в ее растрепанные ветром волосы и страстно поцеловал.
Словно заряд молнии пронеся по проводам, так его охватила неистовая потребность. Чувства, ощущения. Нежная женская сердцевина давила ему на промежность, поношенная юбка завернулась вокруг его ног. Лив затрясло, она стала вырываться, хотя бедра прижимались к нему крепче.