Его смерть разбила ей сердце. И, к слову о разбитом сердце, такое же чувство было у нее в тот день, когда состоялся ужасный пятиминутный разговор с Шоном в тюрьме. Пять минут, которые покончили с ее невинностью и раскололи ее жизнь на две половинки.
Лив взглянула на свои руки и поняла, что они ужасно воняют дымом. Она встала, почувствовав, как дрожат колени.
– Я иду в душ.
– Отличная идея, – тут же поддержала Эмилия. – Это поможет тебе расслабиться. Мы обо всем позаботимся. Хочешь, я попрошу Памелу принести тебе сэндвич?
При мысли о еде желудок неприятно сжался.
– Ничего не нужно, – отказалась Лив. – Спасибо. Спокойной ночи.
С трудом поднявшись вверх по лестнице, она пошла в спальню. Нервозность и возбуждение привели к тому, что она пребывала в настоящем ступоре от усталости.
Потому что Шон флиртовал с ней? Неееет. Он флиртовал с каждой женщиной, которую видел. Он так запрограммирован. Тут ничего личного.
Несмотря на это, думать о Шоне было гораздо приятнее и веселее, чем думать о проблемах жизни ее семьи или о руинах книжного магазина. Или о Tи-Рексе, рыскающем где-то в темноте с мыслями о ней.
Лив вздрогнула. Думая о Tи-Рексе, она словно погружалась в грязное озеро токсичных отходов. Единственное, что помогало отвлечься, – это глупые фантазии, что Шон Макклауд тоже думает о ней.
Это сравнивало счет. Как раз хватало, чтобы она могла дышать.
Конечно, это была всего лишь игра разума. Шону плевать на нее, и она это знала. Но какая разница? Если этот трюк работает, она будет им пользоваться.
Лив споткнулась о чемодан в темной комнате, но все равно не спешила включать прикроватный свет. У нее не было желания объявлять любому злопыхателю, томящемуся снаружи, что в спальне кто-то есть. Она включила свет в ванной и оставила дверь открытой на несколько дюймов. Маленькой полоски света была достаточно.
Она села на кровать и согнулась пополам, прижавшись лицом к уродливым мешковатым пижамным штанам. Невероятно жаль, что она не выросла из этой затянувшейся одержимости. После тысяч долларов, потраченных на промывание мозгов, они с врачом пришли к заключению, что ей крайне необходимо уйти из-под семейного контроля. Ну и прекрасно. Видимо, необходимость в этом до сих пор не отпала.
Есть ли лучший способ отвлечь себя от всего этого дерьма, чем мечтать о мужчине с великолепным телом, теплыми губами, умелыми руками? Лив была готова забыть свое прошлое, гордость и свое треклятое имя.
Это было нелепо. Их роман продлился всего месяц. Они даже сексом не занимались. Он заставлял ее гореть, доводил до потной лихорадки, всего лишь рассказывая по телефону о том, как это будет, когда они наконец займутся сексом. Что он будет вытворять руками, языком… и остальными своими мужскими штуками.
Она лежала на кровати, красная, как свекла, и онемевшая от переполнявшего ее желания. Он, ссутулившись, стоял в телефонной будке, закидывая четвертак за четвертаком, чтобы продолжать ласкать и прикасаться к ней. Мучить ее словами.
Оглядываясь на свой сексуальный опыт, Лив знала, какими невероятными были его обещания. Они навсегда перевернули ее впечатления о любви.
Тем летом ей было почти восемнадцать. Она не знала ни одного сверстника в городе, после того как ее из одной элитной частной школы запихнули в другую. Она была застенчивой и замкнутой. Единственной постоянной вещью в ее жизни были книги. Они были ее убежищем, пока она не встретила Шона.
Все началось со школьных летних курсов. Она получила тройку по химии на четвертом году обучения, и это испортило ее идеальный средний балл. В ответ мать надавила на школу, чтобы те разрешили Лив заново пройти летние курсы, чтобы средний балл можно было повысить.
Это была пустая трата времени, потому что ее уже приняли в колледж, в который она хотела, и химия ей в будущем была не нужна. Но нет. Тройка была нравственным падением, и ее нужно было исправить полезной дисциплиной.
Мать Лив и представить не могла, какая проблема собирается заявиться в аудиторию имени Шеффера. Тут уж не до полезной дисциплины.
Лекционный зал был почти пуст. Большинство студентов купались в водопадах. Лив же, тем не менее, пришла на занятие и послушно строчила конспекты. Оказалось на удивление интересно. Аспирант великолепно читал лекцию. Его звали Кев Макклауд, он был высоким тощим парнем со светлыми волосами, торчащими в разные стороны. Когда он говорил о химии, его глаза загорались, как зеленые фонари. Такой энтузиазм был заразителен.
Потом со скрипом открылась дверь в зал. Она повернулась, чтобы взглянуть и… прощайте, углеродные структуры. Это была последняя запись, которую она сделала.
Парень в дверном проеме выглядел здесь так же неуместно, как дикая пантера. Роскошные светлые волосы. Рукава рабочей джинсовой рубашки сорваны, демонстрируя крепкие, мускулистые руки и широкие плечи. Лектор, который, как она узнала позже, был его близнецом, сказал:
– Не опаздывай на мои лекции, волосатый сопляк.
Изумленный ропот и смех облетели помещение. Пантероподобному видению было наплевать.
– Угомонись, тупой ботан, – ответил он.
Парень, читающий лекцию, закатил глаза и продолжил урок. Пантера повернулся и оглядел зал. При виде Лив его глаза загорелись.
Когда он направился в заднюю часть аудитории, Лив опустила взгляд, лицо ее горело, сердце прыгало, как ненормальное. Он достиг прохода, где она сидела, и заскользил к ней между рядами стульев. Она спряталась за волосами, зал был почти пуст, а он шел, чтобы сесть рядом с ней. Она попала в параллельную вселенную. Небо упало. Время побежало назад. Свиньи научились летать.
– Этот стул свободен? – Его голос был таким низким и мягким…
«Этот, и еще девяносто таких же», – вот что ей нужно было ответить, чтобы сэкономить себе полтора десятилетия одержимости и сожалений. Но она этого не сделала.
Она кивнула, запечатав свою судьбу.
Его тело с текучим, кошачьим изяществом опустилось на стул. Плечи были такими широкими, что он занял почти все пространство.
Голая рука дотронулась до ее руки. О! Он был такой… такой горячий.
Рука была внушительной, с жилистыми мускулами и блестящими, выгоревшими на солнце волосками. Лив остро ощущала обжигающее соприкосновение их рук, отдававшееся в каждом нерве.
Он пах травяным шампунем. Пальцы, упиравшиеся в обтянутые джинсами бедра, были длинными, покрыты царапинами и чернильными пятнами.
Ничего подобного с ней прежде не происходило. Лив закрыла лицо волосами и дрожала от переполнявших ее эмоций, глядя на все, на что можно было смотреть, не поворачивая головы. Дырки в его джинсах, обтрепанные края ботинок, залепленные серебристой изолентой. Лекция закончилась. Отовсюду хлынули шепот и приглушенное бормотание. Она не понимала, почему такой великолепный парень обратил внимание именно на нее. Наверняка это шутка из разряда не самых приятных. Лив приготовилась к кульминации.
А он убрал прядь ее волос за ухо и посмотрел на нее.
Лив издала писк, который могла услышать только собака. Каждая прядь ее волос превратилась в исключительно восприимчивый сенсорный орган. По коже прошла обжигающе-прохладная рябь волнения.
Он изучал ее лицо, его глаза были полны любопытства. Она сидела неподвижно с открытым от удивления ртом. Трепетала. Прошли секунды.
– Ничего себе! – прошептал он.
И этого было достаточно. Она была его. Сердцем и душой. Погибла.
Лив вытерла слезы с глаз и с трудом встала с постели. Побросала свою пропахшую дымом грязную одежду в кучу и кончиками пальцев вытащила из чемодана кремовый шелковый халат, надеясь не испачкать его. Это напомнило ей о жирном отпечатке руки на футболке Шона.
Ну естественно. Чего и следовало ожидать. Все на свете заставляло вспоминать о Шоне. Снова и снова, до бесконечности, как в замкнутом круге. Его появление живо напомнило ей о том, что он заставил ее почувствовать тем летом. Сильный, такой знакомый, знающий о том, какой эффект оказывает на нее. Мечты могут стать явью, потому что само существование Шона – лучшее тому доказательство.