Шон поморщился. Жесткое запугивание – напряженная и неприятная работа. На самом деле он этого терпеть не мог.
– Черт его знает, – буркнул Шон. – У меня даже плана А не было. Давайте уже разоденемся для Пэрриша.
Синди глотнула кофе и снова попыталась вникнуть в статью из «Саунд Спектрум Джорнал» о возможностях решения уравнений звуковой волны через значения плоской волны. Ничего более заумного и нудного ей в жизни не попадалось. Она даже купила несколько очков в роговой оправе, чтобы выглядеть умнее, но с куда большим удовольствием взялась бы за «Мэри Клэр» [52]. Статья на обложке привлекла ее внимание: «Когда он просто не может простить: Реальные истории из жизни женщин, которые совершили непростительный грех». Ха. Синди готова была поспорить, что грехи этих женщин и рядом не стояли с ее грехами.
Она нервничала, была испугана и вся зудела из-за перебора с кофеином, но если она сейчас соскочит, то вся тщательная психологическая атака на Майлса пойдет псу под хвост. Может быть, это чудовищно глупый поступок, но ей хотелось совершить что-нибудь стоящее. Тем более если на кону ее жизнь.
Стекающий пот оставлял липкие полосы на спине. Синди была неплохой лгуньей, но как много времени понадобится этому парню, чтобы понять, что мозги у нее и близко не такие, как у Майлса?
Она представила, как сильно разозлился бы Майлс, если бы узнал, где она. Хотелось бы ей суметь его соблазнить. Хотя бы один раз, прежде… ну, прежде чем произойдет то, что должно произойти.
Ну разве не трогательно, когда девушка под прикрытием выслеживает убийцу – без помощников, без подстраховки, а в сумочке нет ничего, кроме сотового, отключенного радиопередатчика и блеска для губ?
В «Старбакс» зашел парень и осмотрелся, будто должен был с кем-то встретиться. Синди искоса взглянула на него.
Симпатичный, с виду немного робкий. Правда, на ее вкус, нос у него маловат, еще и с заостренным кончиком. Синди предпочитала внушительные, большие, крючковатые шнобели. То же самое и с каштановыми волосами парня. Слишком короткие. Хотя для ботаника телосложение у него что надо.
Лицо у него было достаточно милым, но опять же, у Теда Банди [53] было не хуже.
Его взгляд скользнул по ней. Синди посмотрела на журнал. Парень пошел в ее сторону. Вот дерьмо. Она угадала: это он.
Синди так сильно скучала по папочке, что хотелось разразиться слезами. Папа бы остановил ее, не дав совершить такой идиотский поступок. Сейчас она бы, надувшись, сидела дома у себя в комнате, если бы, конечно, папа не облажался и не попал за решетку. Синди вздохнула. Голова кружилась.
– Мина? – спросил парень
Она заглянула в простодушные карие глаза. В них не было пламени лютой ненависти. Никаких пробирающих до мурашек флюид. Никаких пятен крови под ногтями. Просто парень в застегнутой наглухо синей хлопковой рубашке и джинсах. Он мог бы быть менеджером в стереомагазине.
– Джаред? – спросила она в ответ.
Парень улыбнулся. Милая улыбка, вовсе не маниакальная, как у Зеленого Гоблина [54].
Он скользнул на стул напротив нее и, взглянув на обложку «Саунд Спектрум», усмехнулся:
– Взяла с собой легкое чтиво? Я тоже иногда покупаю этот журнал, смеха ради. Сойдет разве что для чтения в туалете.
Синди попыталась рассмеяться. Перед глазами плясали черные пятна.
– Ага, – глухо сказала она. – Упадешь со смеху.
Сидя на коврике перед одним из больших окон Тэм, Лив наклонилась над своими скрещенными ногами, растягивая ноющие мышцы.
«Биться головой о стену», – так говорил Дэви. Хорошая метафора.
Лив никогда не любила загадки. Она считала, что даже в самых благоприятных условиях людям нелегко общаться между собой.
Конечно, в данном случае, у Кева имелись веские основания.
Тишина действовала угнетающе. Тэм уже давно заскучала от, как она это назвала, «утомительного маленького проекта твоего приятеля» и ушла в свою мастерскую, оставив Лив терзаться в одиночестве и насиловать мозг без посторонней помощи. Впрочем, Лив ее не винила. Это был ад.
Она хотела внести заметный вклад в решение этой ужасной головоломки, чтобы не быть мертвым грузом на шее у Шона. Или его сексуальной игрушкой. К себе в роли сексуальной игрушки она так и не привыкла.
Она была не из таких. Она была серьезной, независимой, трудолюбивой женщиной, которая любила мешковатые платья, хлопковые леггинсы и обувь без каблуков. И вот она здесь: бритые ноги, макияж, наряд, вся в лосьоне и надушена. В зеленом бюстгальтере с оборками и в таких же трусиках. Вся возбужденная и смущенная от мыслей о том, что бы сделал Шон, увидев ее в этих шмотках. Вот так.
«Соберись, – отчитывала себя Лив. – Сконцентрируйся».
Она изучила ключ, который написал для нее Шон. «Пара пустяков», как он выразился. Кев использовал этот шифр, когда они еще не научились толком разговаривать. Шон написал на бумаге алфавит в обратном порядке, начиная с Z, а под ним написал имена членов семьи Макклудов без повторяющихся букв. Джинни, Дэви, Коннор, Кевин, Шон, Макклауд. Получилось – JEANIDVYCORKSMLU, и осталось еще десять неиспользованных букв, чтобы вставить их в шифр задом наперед, в алфавитном порядке.
Следовательно, ее имя писалось как – KLFIFZ QSTFWKVV. Цифры оставались без изменений.
«Ясно, как божий день. Проще пареной репы. Давай же, детка, это легко».
Гадство. Эти Макклауды могут засунуть свой чертов младенческий шифр туда, где солнце не светит.
«Доказательство в записях ПВЭФ. Найди ИК и пересчитай птиц Б63».
Черт бы побрал этих непонятных умников Макклаудов. ЭФ – это скорее всего Эндикотт-Фоллз, но что значит ПВ?
Лив не имела ни малейшего понятия. От одного взгляда на эти выцветшие закодированные каракули она чувствовала себя так неловко, что становилось грустно.
«Пересчитай птиц». На первом рисунке было изображено озеро с летевшими над ним девятью дикими гусями. На втором – два орла, сидевшие на ветке.
На третьем – водопад и ни одной птицы, а отсутствие птиц Лив приравняла к нулю.
Утес без птиц.
Семь лебедей.
Девять чаек на пляже. Семь уток в пруду.
Девять, два, ноль, ноль, семь, девять, семь. Отлично, она посчитала. Ну и что?
Эй, кто-нибудь? И что, черт возьми, означает ИК? Или Б63?
Должно быть, не хватает какой-то важной части информации. Это сводило ее с ума.
Лив встала, сердито вздохнула и зашагала по коврику, пока не поняла, что стоит у окна и смотрит вниз на волны, сливочной пеной омывающие песок.
Высоко в ярко-белом небе плыли облака. Лив приложила бумагу к стеклу, разглаживая порванный край, который разодрала пятнадцать лет назад, чтобы засунуть сложенный пополам лист бумаги в лифчик.
Окно освещало бледный краешек, где была оторвана полоска волокнистой бумаги. Под ней оказался слой бумаги потоньше, который тянулся выше, чем думала Лив, вплоть до строки с шифром. Лив убрала бумагу от окна и взглянула на нее сверху.
Она снова стала похожа на самую обычную бумагу.
Лив приложила ее к стеклу. В животе все сжалось, когда она посмотрела на эту более бледную полосу. Порывшись в папке, она вытащила обложку от альбома Кева, заляпанную мокрыми пятнами. Внутри этих двух кусков потрепанного картона находилась вторая половинка листка, на котором Кев написал свою роковую записку. И которую она разорвала пополам.
Лив вытащила ее и разгладила волокна по краю, жалея, что под рукой нет лупы. Но она и не требовалась, поняла Лив, когда соединила обе части. Невооруженным глазом было видно, что некоторые свободные волокна были окрашены чернилами. Сердце Лив забилось сильнее.
Во время учебы за рубежом она занималась бумажной реставрацией в библиотеках Восточной Европы. У нее был наметан глаз, и она научилась прикасаться к бумаге осторожно.
Лив сложила обе части и разгладила оборванный кривой слой по нижнему листку, надеясь, что именно так изначально выглядела записка. Следы чернил совпадали с последней буквой в последнем слове – QPRI, что при расшифровке превращалось в ПВЭФ.