верни обратно…
Шон следует за веревочкой к фигуре, маячившей далеко внизу. Высокорослый парень, светлые волосы с белокурыми прядями подстрижены так коротко, что выглядят темнее. Он поднимает лицо.
Это Кев. Но не Кев, которого помнит Шон. А Кев, которого он никогда не знал. Лицо худое, затвердевшее. Глаза смотрят отстраненно. Правая сторона лица вся испещрена шрамами.
Шон открыл залитые слезами глаза, уставился на Лив, лежавшую на столе.
Она говорила, что любит его. Когда он держал над ней паяльную лампу.
верни обратно
Его мама протягивает серую трубу.
Он берет ее, подносит к глазу. Это больше не серый пластик. Шон смотрит через пульсирующий красный тоннель. Собирается с силами.
верни обратно
И ныряет. Пространство вопит вместе с ним, когда он несется по тоннелю и погружается в гнусную отравленную трясину, что представляет собой мозг Остермана. Впивается когтями в чужой разум, навязывая свою волю, и начинает долбить. Не его руки сжимают скальпель. Не его мышцы трясутся, не его тело упирается ногами.
Это не его сердце мертвой гнилой душонки каким-то образом все еще бьется.
Он не может долго удерживаться. Давление растет. И нет клапана, чтобы спустить пар. Запинаясь, он говорит. Чужой голос срывается, дрожит, тон и тембр незнаком, Шон жует незнакомыми зубами, не своим языком, однако изо рта Остермана вываливаются слова.
– Прощай, принцесса, – хрипло выдавливает он. – Я люблю тебя.
Его рука, и одновременно Остермана, поворачивается и вонзает скальпель глубоко в сонную артерию доктора. И Шон в полной мере чувствует ужасную боль. Брызги хлынувшей горячей крови окатывают Лив. Кровь хлещет из шеи Остермана. В голове что-то несколько раз лопается и взрывается.
Обрушивается тьма и целиком поглощает Шона.
Лив забилась в ремнях, когда на нее упало тело Остермана. Тяжелый груз не позволял дышать. Горячая кровь хлестала, пропитывая блузку и стекая по ребрам. Тело доктора задергалось, рот у него раззявился, а глаза закатились, выставив белки, как у бешеной лошади.
Лив завизжала, дико выгибаясь, и извивалась до тех пор, пока мертвое тело не сдвинулось и не соскользнуло мешком на пол.
Шон все еще стоял с пустым лицом. Она прокричала его имя, но остановившиеся глаза ее больше не видели. Паяльная лампа упала и подскочила, все еще шипя.
И Шон свалился, как срубленное дерево. Он задел столик на колесиках с орудиями пыток. Тот наклонился, и инструменты посыпались на пол. Вместе с огромной незапечатанной бутылью спирта.
Жидкость с бульканьем полилась на плитки и собралась в небольшую лужицу. Горючее все ближе подбиралось к языку голубоватого пламени.
Пламя, извергаясь, отыскало летучую жидкость, и огненная дорожка побежала к луже-матушке. Бух, и озерцо занялось жаром.
Заревел, треща, огонь. Воздух замерцал и задрожал.
Привязанная к батарее девушка начала кричать.
Просвет в листве рододендронов оказался достаточным, чтобы Майлс смог засечь появление громилы, чьи мускулы уже начали заплывать жиром… выпирающий вперед подбородок, белесые глаза… где же Майлс видел этого парня?
На пленке. Могильщик, которого заснял Кев. На полтора десятка лет старше, тяжелее, толще, но это был тот самый тип. Страх пронзил Майлса, вызвав дрожь в коленках.
Громила потянулся к поясу и снял с ремня переговорное устройство. Приложил к уху.
– Что, на хрен, случилось? Пора уже самому научиться дрочить, Брайс. И не проси меня ублажать твой член, у меня и свой имеется… – Его голос смолк. – Пожар? В здании С? Что за хрень?
Он повернулся и умчался со всех ног.
Майлс вскочил на ноги и пустился за ним. Причина, заставившая поспешить этого типа, должна иметь отношение к делам Майлса. Придется не упускать бандита из виду, стараясь не попасться ему на глаза.
Нелегкое дело для безоружного тупого ботаника, облаченного в чертово «Армани».
О боже, они все умрут, они поджарятся и сгорят…
– Эй, ты! Девчонка! Заткнись и слушай меня!
Резкие слова каким-то образом пробились сквозь ужас, охвативший мозги Синди. Она отбросила волосы и взглянула на женщину, привязанную к каталке. Матерь божья, да Эрин же рассказывала ей о Лив. Та приподняла голову и плечи. Глаза решительно сверкали.
– Хочешь жить? – спросила она.
– Да-а! – всхлипнула Синди.
– Хорошо. Как тебя зовут?
– С-синди, – запинаясь еле выговорила девушка.
– Послушай меня, Синди. У меня есть кольцо с секретом. Нажимаешь на камень и выскакивает лезвие. Мне его не достать, а ты можешь. Поняла?
Синди постаралась проглотить застрявший в горле комок и кивнула.
Лив трудилась над перстнем, снимая его большим и средним пальцем.
– Я сейчас его тебе брошу. Подставь пальцы.
Лив крутанула запястьем. Золотая вещица пролетела по воздуху низкой дугой. Ударилась, подпрыгнула раз, другой. Закружилась. Как колесо рулетки, за которым следят игроки с замиранием сердца, кольцо покрутилось, покрутилось и замерло.
В метре от обутых в кеды ног Синди.
– О, черт, срань, дерьмо собачье! – закричала Синди.
Она стала биться, вытягиваться изо всех сил, загребая и скребя прорезиненными подошвами. Лив закусила губу и закрыла глаза, устало опустив голову на каталку.
Да ни за что она, Синди, теперь не умрет. И Лив тоже. Или Шон, который ей нравился. Шон, самый лучший из этой угрюмой толпы Макклаудов. Синди скинула кеды, прихватила край джинсов пятками и начала тянуть. Слава богу, у джинсов низкая посадка. Синди дергала и болтала ногами, пока длинные штанины не собрались на лодыжках.
– Скорей, – взмолилась Лив.
Синди подняла ноги и сбросила спущенные штанины.
Джинсы упали в нескольких дюймах от кольца. Еще одна попытка, но они угодили на полметра влево, что было немного дальше.
Синди переместила джинсы вниз, совсем от них избавившись, захватила края штанин пятками. Подняла. Швырнула.
Верхняя часть джинсов накрыла кольцо. Перекатывая перстень, она поймала себя на том, что приговаривает:
– Боже, пожалуйста, боже.
Лив кричала, поторапливая. По лицу Синди катились слезы, размазывались сопли. Она изогнулась, пытаясь достать босой ногой кольцо, подобрала его под себя. Нащупала пальцами, схватила и надела. Кольцо было очень большим, но она повернула его, нажала на камень.
Выскочило лезвие, поранив ее. Из руки брызнула кровь, но Синди не замешкалась, непрерывно пиля и разрезая клейкую ленту, пока не освободила руки. Потом вскочила на ноги, бросилась через комнату. Дернула застежки пут, стягивающих запястья Лив. Та спрыгнула с каталки и кинулась к Шону. Подхватила за подмышку, но с трудом его сдвинула. Тогда Синди подхватила Шона под другую руку.
Лив запнулась за монтировку. Подобрала ее. Когда они добрались до двери, помещение наполнил ядовитый дым. Дверь была закрыта. Лив билась в дверь, кричала и колотила монтировкой. Но даже не поцарапала лак. Синди потянула Лив за руку.
– Нам нужно тело доктора! – кашляя, сказала она. – Его глаз!
– Что? – заорала Лив. – О чем ты, черт возьми?
– Глаз! – громче сказала Синди. – В дверь вмонтирована система распознавания по роговице. И ключ-карта, наверно, у него в кармане.
Синди упала на колени, вдохнула сколько могла и поползла на карачках по полу. Пламя лизало заднюю стену. Башмаки полоумного доктора уже дымились. Синди схватила его за руку. Шаря на ощупь в дыму, выползла Лив и схватилась за другую руку. Неуклюже, с трудом они потащили тело к двери. Синди выудила из кармана халата ключ-карточку и сказала:
– Нам нужно поднять его на ноги.
Они с Лив подтянули доктора, висевшего мертвым грузом, с болтающейся головой на окровавленной шее, к замку.
– О, господи, как воняет! Меня сейчас вырвет, – задохнулась Синди.
– Потом, – кашляя, бормотала Лив. – Потом будешь блевать.