Спас парашют. Ветер наполняет купол парашюта, и тот, обратившись в парус, тащит Буренина к берегу. Павел приходит в себя от боли в момент, когда ноги ударяются о ледяной припай. Он выбирается на лед и падает. Его дважды вырывает горько-соленой водой. Негнущимися пальцами Павел с трудом расстегивает подвесную систему и, освободившись от парашюта, тяжело бежит, перепрыгивая с льдины на льдину. До берега еще километра полтора, а он чувствует, как с каждой минутой уходят силы. Но на помощь уже мчится во весь дух перепуганный радист - Костя Котельников. Наконец они добираются до здания "полярки".
Едва отогревшись, Буренин осматривает раненого. Ему становится ясно, что спасти его может только срочная операция. А через несколько часов на Большую землю уходит короткая радиограмма: "Операция прошла благополучно. Больной вне опасности".
Два месяца спустя во всех газетах появился Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении капитана медицинской службы Буренина Павла Ивановича за проявленные мужество и героизм орденом Красной Звезды.
Мои размышления прервал звук, напоминавший гудение шмеля в летний день на лугу. Он возник где-то далеко на северо-востоке. Самолет.
– Неужели Задков? - подумал я, с надеждой вглядываясь в горизонт.
Но вскоре стало ясно: не он. К лагерю приближался на небольшой высоте двухмоторный трудяга Ли-2 с торчащими под зеленым брюхом лапами лыж. Надо идти к радистам. Они должны знать, когда сядет Задков. Палатка радиостанции стояла на краю лагеря. В ней, как всегда, пахло бензином от движка, канифолью (радисты вечно что-нибудь паяли и перепаивали) и свежезаваренным кофе, без которого они давно уже бы свалились с ног.
Завидев меня, вахтенный радист, не дожидаясь вопроса, сказал: "Задков на подходе. Связь с Германом (Г. Патарушин - радист экипажа Задкова. - Авт.) была минут двадцать назад. Он передал расчетное время 9.20, а сейчас девять. Так что можешь идти встречать своего напарника".
Действительно, через десять минут на юго-западе показалась черная точка, превратившаяся в большой краснокрылый самолет Пе-8. Во время Отечественной войны эта могучая четырехмоторная машина была грозным дальним бомбардировщиком. "Демобилизовавшись", она надолго "прописалась" в Арктике, оказавшись незаменимой в высокоширотных воздушных экспедициях. Вот уже много недель подряд, выполняя роль "летающей цистерны", она летает к полюсу, каждый раз доставляя для экспедиционных самолетов многие тонны горючего. Без них исследования Центральной Арктики оказались бы невозможными. Самолет промчался над палатками и, сделав круг, пошел на посадку. Задков зарулил на стоянку по соседству с двумя заиндевевшими Ли-2. Машина в последний раз взревела всеми четырьмя двигателями, подняв вокруг настоящую пургу, и затихла, высоко задрав застекленный нос.
Носовой люк открылся, вниз скользнула стальная лесенка, и на снег спрыгнул штурман "пешки" Николай Зубов.
– Здорово, доктор, - сказал он, пожимая руку. - Медведя небось дожидаешься? Нету его с нами. Мы очень торопились, и ждать, пока Медведев соберет свои шмотки, времени не было. Да ты не очень расстраивайся, через часок прилетит с Жорой Бардышевым.
Тем временем бортмеханики уже спустили из люка грузовой кабины длинные доски, и по ним одна за другой покатились на снег железные бочки с бензином.
Часа через полтора радисты обрадовали меня сообщением, что на подходе самолет Бардышева с Медведевым на борту.
Наконец долгожданный Ли-2 мягко коснулся ледяной полосы, и еще не успели остановиться лопасти винтов, как прямо из кабины на снег спрыгнул Медведев. Я кинулся к нему навстречу.
– Здорово, Виталий! Не знаешь, зачем я начальству так срочно понадобился? Вчера получаю радиограмму от Кузнецова: "База Э 2 Медведеву. Первым самолетом прибыть ко мне со своим фотоаппаратом". Ничего не понятно. Что за фотоаппарат и какое я имею отношение к фотографии? И все наши старожилы тоже удивились. "А может, вы, радисты, чего-нибудь перепутали насчет аппарата? - говорят. - Давай запросим Кузнецова". Запросили. А тут приходит от Кузнецова вторая "База Э 2 Медведеву. Первым самолетом явиться ко мне со своим аппаратом". С моим аппаратом - как я раньше не догадался? стало быть, с парашютом. Только вот зачем - непонятно. И вот я здесь.
– С тебя причитается, - сказал я, улыбаясь от распиравшей меня "тайны".
– Это с чего бы? - удивился Медведев. - Может, по случаю праздника?
– Праздник - праздником. А вот нам с тобой прыгать на полюс!
– Ты серьезно?!
– Серьезнее не бывает. Утром меня Кузнецов вызывал. Они в штабе, видимо, давно решили и только дожидались Дня Победы и завершения экспедиции.
– Вот это новость, - восторженно выдохнул Медведев. - По этому поводу надо закурить. - Он полез в карман, достал смятую пачку "Беломора", но все папиросы оказались сломанными. - Ладно, пойду руководству доложусь, а потом уж и покурю.
Медведев вернулся минут через двадцать и сообщил, что все правильно, Кузнецов не раздумал и пора браться за работу. Пока Медведев ходил в штаб, Рожков где-то раздобыл большое серебристое полотнище - перкалевый пол от палатки КАПШ-2. Растянув его на снегу, Петрович разгладил рукой, прикинул на глазок размеры и, удовлетворенный осмотром, заявил, что полотнище настоящий парашютный стол. Чтобы ветер не сдувал полотнище, по углам мы положили по куску льда.
– Давай-ка свой ПД-6, начнем с него, - сказал Медведев.
Я вытряхнул из парашютной сумки парашют на полотнище, выдернул кольцо, и пестрая груда шелка заиграла красками под лучами выглянувшего солнца.
Работал он быстро, споро, уверенно. Чувствовалась профессиональная хватка. Стропы так и мелькали у него в руках. Помогая друг другу, мы быстро уложили парашют Медведева и два запасных ПЗ-41.
– Надо подвесную систему подогнать получше. Не то в воздухе намучаешься с ней, - сказал Медведев, надевая на себя парашют.
Он долго шевелил плечами, подпрыгивал на месте, то отпускал плечевые обхваты, то подтягивал ножные. Наконец он расстегнул карабин грудной перемычки и, сбросив парашюты, вытер вспотевший лоб.