Глаза уже привыкли к полумраку, и можно было осмотреться. В грузовой кабине обычно было просторно, хоть в футбол играй. Но сегодня она была до предела завалена всевозможными вещами. Повсюду стояли деревянные ящики с оборудованием, катушки стального троса, густо смазанного солидолом, фанерные коробки с полуфабрикатами, мешки с хлебом и оленьими тушами. Вдоль левого борта выстроилось полдюжины железных бочек, связанных между собой толстым канатом, - запас бензина. Поперек кабины раскорячилась обросшая льдом гидрологическая лебедка.
Хвост самолета был забит лагерным снаряжением: палатками, связками оленьих шкур, баллонами с пропаном, закопченными газовыми плитками. У самой дверцы лежал аккуратно упакованный в брезентовое полотнище большой сверток, из которого выглядывали кончики дуг запасной палатки, предназначенной для нас на случай непредвиденной задержки на льдине после прыжка.
Бортмеханик Самохвалов озабоченно оглядывал беспорядок, царивший в кабине.
- Вы уж, ребята, не обессудьте, - сказал он извиняющимся тоном. Совсем с ног сбился. Думал, прилетим сегодня с точки, отдохну малость, а потом наведу порядок в своем хозяйстве, а вместо этого приказали парашютистов, то есть вас, выбрасывать. Да, вот еще. Петрович, может, прыгать будете в левую дверь? Она все же грузовая, пошире. Я вот глядел, как вы втискивались в кабину. Даже жалко вас стало.
- Ну, молодец, Константиныч, правильно сообразил, - одобрил предложение Медведев. - Пожалуй, для меховой-то робы правая дверка тесновата. Еще застрянем. Вот смеху будет! А ты, Виталий, чего замолк? "Потравил" бы чего-нибудь. Не то, пока до полюса долетим, со скуки помрем. - Он помолчал, похрустел сухариком, завалявшимся в кармане. - А все-таки лихо с полюсом получилось. Прыжок будет круглый - семьсот пятидесятый. И звучит неплохо, на Северный полюс совершен семьсот пятидесятый, а? Этот, наверно, потрудней будет, чем даже на железную дорогу.
- На какую дорогу? - переспросил я.
- На железную. Дело было так. Прыгал я тогда в третий раз. Дал мне инструктор задание открыть запасной парашют. Есть такое упражнение для начинающих, вот только номер его не помню. Аэродром наш был рядом с железной дорогой. Прыгали мы с По-2, с высоты шестьсот метров. Пилот попался молодой, напутал с расчетами точки сбрасывания и подал команду "пошел" раньше времени. Раскрыл я запасной парашют, и понесло меня к железнодорожному полотну, по которому шел паровоз с кучей вагонов. Опыта управлять парашютом я тогда не имел и снижался, куда придется. Смотрю, несет меня прямо точно на рельсы, навстречу паровозу. "Мама родная!"закричал что есть мочи. Да кто меня услышит. А на станции стоят зеваки и наблюдают, как я на вагоны собираюсь свалиться. Видно, думают, что так надо. Хорошо, начальник станции увидел это дело, замахал флажком, остановил поезд. А я все-таки умудрился приземлиться прямо на открытую платформу с песком. А в другой раз...
Петрович не договорил, заметив, что к нам пробирается Володя Щербина.
- Ну, братья славяне, как самочувствие, настроение? - спросил он, присаживаясь рядом на чехлы.
- Настроение бодрое, самочувствие отличное, только холодно и ноги затекли, - отозвался я.
- Вот и хорошо. Значит, слушайте и запоминайте. Порядок работы будет такой, - продолжал он уже другим тоном. - До полюса лететь еще минут тридцать. Как только выйдем на точку, определим координаты, так будем выбирать площадку для выброски.
- Постарайтесь, - сказал Медведев, - поровнее найти.
- А если не найдем, будете прыгать или обратно полетите? - спросил, ехидно улыбаясь, Щербина. Но Медведев так на него посмотрел, что он шутливо-испуганно замахал рукой: - Ну не серчай, Петрович, я же так, пошутил.
- Ты эти свои дурацкие шутки брось, - сказал Медведев зло.
- Ну извини, извини. Так, значит, найдем площадку, сбросим пару дымовых шашек. Скорость ветра и направление определим, а для вас, пока они дымят, хоть какой-то ориентир будет. Сделаем затем кружок над полюсом и, как только выйдем на боевой курс, просигналим сиреной. Тогда занимайте исходные позиции к прыжку у двери. Как услышите частые гудки - значит, "пошел", ясненько?
- Все понятно. А вот чайку горячего похлебать бы не мешало.
- Чайку-то, сей момент.
Действительно, буквально через несколько секунд Щербина появился, неся в руках две пол-литровые кружки с крепким, почти черным чаем.
- Чифирь полярный, первый класс. Пейте, дорогие прыгуны, набирайтесь сил. Вот вам по плитке шоколада. Заправляйтесь на здоровье.
Чай действительно был отличный. Горячий, ароматный. Я сделал несколько глотков, но пить что-то расхотелось. Я попытался занять себя каким-нибудь делом: стал заново привязывать унт, считать ящики. Потом внимание мое привлекли унты Медведева. Я впервые заметил, что они разного цвета: на левом мех серый с черными пятнами, а на правом - густо коричневый.
Почему-то стал казаться тесным мой старый, видавший виды кожаный летный шлем. Я всячески старался отвлечься от мысли о предстоящем прыжке.
- Закурим по последней? - вернул меня "на землю" голос Медведева.
Мы задымили папиросами, делая глубокие затяжки.
- Значит, Виталий, действуем, как договорились, - сказал Медведев. - Я пойду подальше к хвосту, а ты стань с противоположного края двери. Как услышишь сигнал "пошел", прыгай сразу следом за мной. Не то разнесет нас по всему Северному полюсу и не найдем друг друга. В наших шубах не шибко побегаешь.
Главные парашюты решено открывать на третьей секунде свободного падения, а затем, по обстановке, запасные.
Пока мы оживленно обсуждали детали предстоящего прыжка, из пилотской вышел Чибисов - высокий, красивый, в коричневом кожаном реглане. Человек он был решительный, властный, полный неуемной энергии. Не случайно летчики старались не попадаться ему лишний раз на глаза, чтобы не "загреметь" в какой-нибудь незапланированный полет. Впрочем, мое первое знакомство с Максимом Николаевичем не обошлось без курьеза. Однажды на аэродроме мыса Челюскин я дожидался оказии на базу номер один. Начхоз экспедиции спросил Чибисова, как поступить с доктором: ему надо лететь на базу, а машина загружена под завязку продовольствием. Чибисов на секунду задумался и изрек фразу, ставшую впоследствии "полярной классикой": "Грузить пельмени. Медицина подождет". Впрочем, как оказалось впоследствии, к медицине он относился весьма уважительно.