Петр старался все время улыбаться гостю. Он не сводил восторженного взгляда с Корженевского, внимал каждому его слову и лишь изредка вставлял: «Да, да, как все верно! Да, да! Совершенно правильно». Это выговаривалось так искренне, что не могло вызвать у гостя ни малейшего подозрения.
Домбровский был очень доволен:
— Пан Корженевский, еще по одной!
Корженевский тоже иногда бросал одобрительные взгляды на Петра, чувствуя, как благоговеет перед ним этот парень.
Разговор шел чинный — о новой власти, о новых порядках, о хозяйственности немцев, их точности и аккуратности, о будущем России и Польши, о том, что некоторая жестокость со стороны тех, кто строит новую жизнь, оправдана нынешним хаосом.
— Да, да, совершенно верно, — поддакивал Петр, — но, по-моему, вы несколько преувеличиваете, пан Корженевский, говоря о жестокости. Это как раз то, чего нам не хватает, к примеру, в борьбе с бандитами…
Корженевский раскраснелся от возбуждения и самогона. По вискам стекали ручейки пота. Он расстегнул воротник мундира.
— Европа поняла великую миссию Гитлера. Дания, Норвегия, Нидерланды, Бельгия почти не оказали сопротивления, я не беру во внимание безумных выходок коммунистов, которые подстрекают народ на самоубийство… Ну что ж, выпьем! За новые времена!
Он опрокинул рюмку и, не поднимая глаз, сказал:
— Нам нужна такая молодежь, которая не хочет довольствоваться малым, которой нужны слава, сила, власть!..
Петр заулыбался.
— А что, есть где прописать? — спросил Корженевский. — Здесь у вас комнатка маленькая.
— Не у нас, пан Корженевский, — поспешил объяснить Казимир. — Не у нас. У чеха Бача. Да вы его знаете, вон во дворе его домик, напротив нас. Мы с ним уже договорились. Он согласен. Я ему сказал: «Пан Бач, парень надежный, хороший. При нашей власти далеко пойдет. Только помочь ему надо. Вы уже не откажите. А опасаться вам нечего. Я за него ручаюсь».
— Тогда ничего сложного нет. Пропишем. А работать где думаешь? Еще не подыскал?
Петр замялся, покраснел.
— Пан Домбровский советует идти в полицию. Я и сам об этом думал, да вот трудно устроиться туда. Поручиться за меня некому.
Корженевский промолчал. Он был осторожен с обещаниями, тем более с поручительством. Но немое восхищение Петра, лесть соседа и робкая угодливость его жены подогревали его самомнение.
— Значит, хочешь идти в полицию? — спросил Корженевский заплетающимся языком. — Боишься, что не возьмут? Возьмут. Если сам Корженевский за это дело берется, значит, возьмут. Полищук — мой старый приятель. Так что, считай, ты в полиции.
— Кто такой Полищук? — заинтересовался Домбровский. — Где-то слышал эту фамилию, а вот где, не помню.
— Полищук? Заместитель коменданта. Комендантом там Зозуля, тоже мой приятель. Сейчас в Берлине. На полгода в школу послали.
— Да-а-а, — протянул Домбровский восхищенно, — каким человеком вы стали, пан Корженевский! Мне ничего больше не надо, только бы вот Петрика устроить туда, где вы работаете. Хороший парень, боюсь, как бы его на неверную дорогу силой не затянули…
— Ну, туда, где я работаю, его, пожалуй, не устроить. — Я — сотрудник криминальной полиции СД, — обвел всех гордым взглядом. — А вот к Полищуку обещаю. А ты знаешь, кто такой Полищук? — Пьяные глаза Корженевского уперлись в Петра. — Бывший прапорщик артиллерии царской армии. Бежал… В Польшу бежал от революции! Не думай, что это так легко — менять родину. Он патриотом был, Россию любил… А Россия при большевиках — это не Россия. Это же… да ладно, он сам тебе скажет. Газированной водой торговал, накопил денег, лошадей купил и бочку. И кем, ты думаешь, он стал? Ну, кем? Кем? А, не знаешь… Золотарем! Бывший прапорщик царской армии уборные чистит! Вот что такое революция! Как она человека скрутила! А теперь! Теперь перед ним каждый дрожит! Вот что такое Гитлер! Золотаря сделал почти комендантом полиции. И где! В столичном городе, хотя и маленьком, но столичном. Шутка ли? Да, новая власть — это же… — Он еще долго говорил о достоинствах немецкой нации, о золотаре Полищуке, о цивилизованной Европе.
Прощаясь с хозяевами около полуночи, Корженевский похлопал Петра по плечу:
— Завтра ко мне. К Полищуку пойдем! Я служу только хорошим хозяевам и пью только хороший самогон. У вас он просто прекрасный. Я, Корженевский, не буду уважать кого попало. Я уважаю сильных, только сильных… Если хочешь стать человеком, сделай это своим принципом. Вот так надо жить, если хочешь быть человеком.
На следующий день Петр Мамонец с Корженевским направились к Полищуку.