— А почему именно ему должно за это попасть? — ответил за меня Грачев. — По-моему, есть непосредственные виновники. Всем известно, в том числе и Медведеву, что инициатором этой «смелой и блестящей» затеи был ты. И все восторги и благодарности Дмитрий Николаевич оставил для тебя. — Грачев лукаво подмигнул Георгию и улыбнулся. — Ничего, Жорж, подлечишься, отдохнешь. У тебя еще все впереди…
— Пока что впереди патруль, — сказал я и несколько уменьшил скорость.
Грачев, который сидел вполоборота к заднему сиденью, резко повернулся и впился взглядом в шоссе, исчезающее за горизонтом.
— Не думаю, чтобы специально поджидали нас. О побеге еще не должно быть известно. Главное, чтобы они не заметили исчезновения Георгия. Петя, если станут присматриваться, постарайся его заслонить. Я с ними поговорю, но вы будьте начеку. В случае чего — не промахнитесь. Нам надо любым способом прорваться за черту города…
— Коля, дай мне свой автомат, — попросил Георгий. — Мне удобно бить с заднего сиденья.
— Не спешите стрелять. Только по моему указанию… — предупредил Грачев.
Один из патрульных, заметив приближающуюся к перекрестку машину, вышел на середину дороги и поднял жезл. Я включил правый поворот и, не сбавляя скорости, мчался прямо на него. Он продолжал стоять с поднятым жезлом. Когда машина приблизилась на расстояние, с которого можно было различить пассажиров, опустил жезл, отдал честь и отошел в сторону, к мотоциклам.
Достигнув перекрестка, мы резко повернули вправо, оставив позади Млыновское шоссе.
— Ну, кажется, и на этот раз повезло, — облегченно вздохнул Грачев. — Много ли еще припасено нам удач?
17
Мы ехали по направлению к Оржевскому маяку.
Грачев снял фуражку и подставил лицо рвущемуся в окно ветру. Георгий, перенесший за несколько утренних часов большое нервное напряжение, устало запрокинул голову на спинку сиденья и дремал. Петр то вдруг замирал, закрыв глаза (наверное думал о семье, оставшейся в городе), то внимательно смотрел в окна, проверяя не преследуют ли нас.
Я перебирал в памяти события этого дня и представлял себе, как мать переживала бы, слушая мой рассказ. Я мысленно разговаривал с ней, будто она ждет нас с Георгием в отряде. Никак не мог привыкнуть к мысли, что ее уже нет.
До маяка оставалось совсем немного. Машина на полной скорости спускалась по дороге, ведущей в лощину. Впереди на обочине появились двое. Они двигались в сторону города.
— Митя! Дмитрий Лисейкин! Я узнал его! — радостно воскликнул Грачев.
Я нажал на тормоза. Напарник Лисейкина быстро сунул руку в карман и кинулся в сторону.
— Не надо! Свои! — остановил его Дмитрий. — Это мой знакомый офицер. — И сам подбежал к машине.
Мы с Грачевым вышли ему навстречу.
— Я должен поставить вас в известность… — начал Дмитрий взволнованно.
— Нечего здесь говорить на дороге, — перебил его Грачев. — Садись в машину, там все и расскажешь.
— Хорошо. А ты вот что, Кошелев, — обратился он к своему спутнику, — иди в город сам. Выполнишь задание и вернешься на маяк. Я задержусь.
Лисейкин втиснулся в машину и радостно обнял Георгия.
— Спасли! Молодцы! Мы с тобой еще повоюем, друг! Пытали? Представляю! Это все в долг! Ничего просто так не берем… Отдадим обратно, сполна! У меня знаешь сколько долгов накопилось? Да и сегодня вот — самый большой, наверное, — он говорил взахлеб, лихорадочно.
— О Нелли, нашей связной, посланной в отряд, ничего не известно?
Дмитрий замер на мгновение.
— Она должна была утром вернуться и не вернулась. Возможно, что-нибудь случилось… — Грачев говорил, не оборачиваясь, глядя вперед на дорогу неподвижным взглядом.
— Так я же об этом и говорю, — горько сказал Дмитрий. — Мы ее провожали. До маяка дошли благополучно. Нелли всю дорогу рассказывала разные истории, развлекала нас с Кошелевым. Кошелев у нас новенький, необстрелянный еще. До города оставалось уже совсем недалеко. Вышли мы из лесу, железную дорогу пересекли и до Грабовских хуторов добрались. Идем спокойно, разговариваем, вдруг сзади окрик: «Эй вы, стойте!» Мы идем дальше, будто не слышим. Я сразу определил — бандиты. Внутри у меня все оборвалось. Перестреляют, думаю, как куропаток. Приказ повторился: «Стойте, говорю!» Мы остановились. У крайней хаты — человек десять, а возможно, больше, все с оружием, длинноствольным. Даже слышно, как затворы клацают. И тут Кошелев побежал, не выдержали нервы… Я кричу: «Стой!» Но знаете, когда человек бежит от страха, его остановить почти невозможно, если он сам не остановится. Вижу, дела наши плохи.