Зажми свою свежую рану,
Пусть кровь одиноко не свищет,
Она, как душа в нашем теле,
Смертельного выхода ищет.
В глаза ли глубокие гляну —
Живое в них дышит сознанье,
Что рана — твое обретенье,
А с ним ты сильнее страданья.
И словно отысканный выход —
В душе отступившая смута,
И, ясная в трепете боли,
Начальная светит минута.
А мы осененно и тихо
Столпились, чего-то не смея:
В животном предчувствии доли
Нетронутым рана страшнее.
«Если ко мне ты захочешь…»
Если ко мне ты захочешь,
Руки свои протяни —
Камень, холодный на ощупь,
Встретят сегодня они.
В камне, пугающем руки,
Не распознаешь черты —
Те, что до нашей разлуки
Были теплы и чисты.
Только в отчаянье — слышишь? —
Камень винить не спеши, —
Может, пустыня в нем дышит
Зноем усталой души.
Есть в этом мире ваятель
С грубым и страшным резцом:
Счастливы мы, если платим
Горю — веселым лицом.
Счастливы, если удастся
Сердце корой бытия
Скрыть, чтоб неузнанно — здравствуй! —
Вскрикнуть: — Да это же я!
Руки неверяще вскинув,
Что-то сомкнут и сорвут,
Как реставратор — картину,
К свету лицом повернут.
Если ко мне ты захочешь,
Дай лишь доверчивость рук, —
Камень, холодный на ощупь,
Сердцем окажется вдруг.
«Листа несорванного дрожь…»
Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих,
И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.
Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рожденный там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.
Но все произойдет не вдруг:
Еще — от трепета до тленья —
Он совершит прощальный круг
Замедленно — как в удивленье.
А дождик с четырех сторон
Уже облег и лес и поле
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное — без боли.
«Я умру на рассвете…»
Я умру на рассвете,
В предназначенный час.
Что ж, одним на планете
Станет меньше средь нас.
Не рыдал на могилах,
Не носил к ним цветов,
Только все же любил их
И прийти к ним готов.
Я приду на рассвете
Не к могилам — к цветам,
Все, чем жил я на свете,
Тихо им передам.
К лепесткам красногубым,
К листьям, ждущим луча,
К самым нежным и грубым
Наклонюсь я, шепча:
«Был всю жизнь в окруженье.
Только не был в плену.
Будьте вы совершенней
Жизни той, что кляну.
Может, люди немного
Станут к людям добрей.
Дайте мне на дорогу
Каплю влаги своей.
Окруженье все туже,
Но, душа, не страшись:
Смерть живая — не ужас,
Ужас — мертвая жизнь».
«И вдруг за дождевым навесом…»
И вдруг за дождевым
навесом
Все распахнулось под горой,
Свежо и горько пахнет лесом —
Листвой и старою корой.
Все стало чистым и наивным,
Кипит, сверкая и слепя,
Еще взъерошенное ливнем
И не пришедшее в себя.
И лесу точно нет и дела,
Что крайний ствол наперекос,
В изломе розовато-белом —
Как будто выпертая кость.
Еще поверженный не стонет,
Еще, не сохнув, не скрипит,
Обняв других, вершину клонит,
Но не мертвеет и не спит.