Ополченцы уступили дорогу, когда Квинн прорвалась сквозь строй. Она не оставила им выбора. Майло бросился за ней. Она повернулась лицом к ним у подножия ступеней, дрожа от адреналина, все еще потрясенная двойным самоубийством.
Она помнила их всех. Их лица запечатлелись в ее памяти. Тех двоих, которые тащили ее собственную мать по улицам Фолл-Крика. Тех, кто выстроился у ступеней здания суда и стоял на страже.
Маттиаса Саттера здесь не было. Лидера. Того, кто нажал на курок.
Белый мужчина лет двадцати пяти вышел вперед. Он был стройным, но все равно сильным и грубым, с обветренными чертами лица. Несмотря на молодость, его лицо имело угрюмый, задумчивый, утомленный вид. Как будто он устал от всего этого и просто хотел вернуться домой.
На нем была серая форма с нашивкой «Лютер» на правой стороне груди и нашивкой «Милиции США» на левой. Пистолет висел в кобуре на бедре, тактический нож в ножнах на противоположной стороне. АК-18 подвешен на двухточечной перевязи.
Если их вычурная демонстрация оружия и мощи призвана запугать, она не сработала. Они ее не напугали. Квинн расправила плечи и посмотрела на него.
— Меня зовут Джеймс Лютер. — Боец проигнорировал Квинн и посмотрел прямо на бабушку. — Мы служим под началом Маттиаса Саттера, командира бригады добровольного ополчения юго-западного Мичигана. Миссис Дũнг, мы здесь от имени суперинтенданта поселка Фолл-Крик.
— Что вы хотите? — прорычала Квинн.
На лице Лютера мелькнул намек на удивление.
Если они думали, что их встретят радушно, то ошиблись.
Кучка разномастных солдатиков, приехавших сюда как спасители Фолл-Крика? Нет. Это ей не нравилось. Им здесь не место.
Чем скорее они уйдут, тем лучше.
— Мы просим домовладельцев пожертвовать небольшой процент своих продуктов питания, воды и санитарных принадлежностей в общественный распределительный центр, который мы создали в средней школе для тех семей, которые испытывают нужду.
— Бабушка уже достаточно пожертвовала, — возразила Квинн.
— Сколько? — спросила бабушка.
— Десять процентов.
— Это просьба?
— Если каждый будет жертвовать на нужды общества, то мы…
— Это просьба? Или добровольно?
Лютер помрачнел. Мужчины позади него неловко сдвинулись.
— А-а, ну…
— Мой ответ — нет, — отрезала бабушка. — Я решила жертвовать общине на своих условиях.
— Мне жаль, но нам придется настоять на своем.
Бабушка слегка нахмурилась.
— Значит, не просьба.
— Простите, мэм, но нет.
— По крайней мере, вежливый придурок, — буркнула Квинн. — Как будто это имеет какое-то значение.
Глаза Лютера сузились.
Перед Лютером стоял латиноамериканец лет сорока с подстриженной бородой. Он был как дуб, толстый и крепкий, с лицом, похожим на гранитную плиту.
— Я лейтенант Себастьян Десото, второй по званию. Уверяю вас, это делается для всеобщего блага.
Квинн закатила глаза.
— На каком основании? Я не вижу никаких официальных бумаг.
— Суперинтендант и правоохранительные органы Фолл-Крик направили нас. — Десото похлопал по карману брюк и достал сложенный лист бумаги. — У нас есть разрешение.
Квинн покачала головой. Она не могла представить, что шеф Бриггс согласится на это. Он был раздражительным стариком, который терпеть не мог, когда люди вмешивались в его дела. Ноа тоже.
— Вы можете подтереть этим листом свою задницу. Только на это он и годится.
Несколько соседей вышли на крыльцо в пальто или завернувшись в одеяла. Занавески на окнах раздвинулись. Никто ничего не говорил. Никто ничего не делал, даже те, кому она только что передала еду. Они просто смотрели, дрожа и с каменным лицом.
— Извините, но нам нужно осмотреть ваши кладовки и шкафы, — сказал Лютер.
— Черт возьми, нет! — заявила Квинн. — Вы не можете этого делать. Это частная территория. Это против закона!
— Считайте это налогом. — По жесткому, плоскому лицу Десото прошла тень. Его челюсть напряглась. Он терял терпение. — Все платят налоги. Таков закон. Мы приспосабливаемся к новому кризису, которого никто не предвидел. Вот и все. Теперь перестаньте драматизировать и дайте нам делать нашу чертову работу.
Квинн посмотрела на него, ярость кипела в ее жилах от его грубого замечания. Из-за всего этого, из-за всего произошедшего.
— Все в этом доме принадлежит моей бабушке, — негодовала Квинн. — Она купила, сэкономила и сделала все сама. Это ее. Вы не можете взять это себе.