Теперь Ноа в этом не столь уверен.
Тиски сжали его грудь, паника сдавила ребра. Он готов на все, лишь бы его сын не пострадал. На что угодно.
Розамонд знала это. Саттер знал это.
— Мы вместе до конца, — проговорила Розамонд, наклоняясь ближе. — Ты и я. Мы теперь в одной лодке.
Ноа хотел возразить. Но не мог. Он не мог ничего сказать.
Глава 13
Квинн
День сорок четвертый
Квинн открыла глаза, задыхаясь, с сильно колотящимся сердцем и влажными ладонями.
Она вытерла пот с лица рукавом толстовки. По утрам на улице бывало холодно — в спальне лишь немного теплее, даже с пропановым обогревателем, стоявшим рядом с комодом, — а она проснулась вся в липком поту.
Кошмары. То, что она ненавидела. Ей снилась церковь. Всегда церковь. Она все еще слышала крики, отчаянные вопли, мучительные стоны умирающих.
Стоило только закрыть глаза, и она видела каменные стены, деревянные скамьи, гобелены, пыль и обломки повсюду. И психопаты с оружием наперевес, убивающие без жалости.
Какие-то ночи выдавались лучше, чем другие. Некоторые проходили хуже — например, когда она снова и снова видела за своими веками умирающих Юнипер и Хлою, когда она не могла отгородиться от отчаянного голоса Хлои, зовущего ее по имени раз за разом.
Квинн, не мигая, уставилась в потолок. Боль в груди не проходила. Да и никогда не пройдет.
В этом разрушенном мире с потерями нужно учиться жить, как с искалеченной ногой или сломанными пальцами Ханны. Не все могли смириться с этим.
Она подумала о мистере и миссис Бернштейн, паре с соседней улицы, на которую наткнулась, когда проверяла соседей бабушки. Они вдвоем в той кровати, мистер Бернштейн, свернувшийся вокруг своей жены, как запятая, жирная черная кровь, размазанная по подушкам. Отчаяние, пропитавшее спальню, как зараза.
Квинн не винила их за то, что они выбрали смерть. Дальнейший путь сулил ужас, насилие, голод, отчаяние и горе. Любой, кто не смотрел на это будущее с опасением, просто чертовски глуп и к тому же идиот.
Квинн никогда бы не сделала такой выбор. Она знала это твердо.
Она уже видела лицо дьявола, и дьявол мог отправляться прямиком в ад.
Она не собиралась отступать. Она не сдастся. Неважно, насколько все плохо, неважно, насколько ужасны кошмары.
Ее плечи напряглись, а желудок сжался в комок. Возможно, ей придется смириться с потерей, но она точно не должна мириться с причиной или позволять виновнику уйти от наказания.
Квинн думала, что все закончилось со смертью ее матери и казнью Рэя Шульца, Билли Картера и остальных их дружков.
Но нет.
Ничего не закончилось.
Сначала Бишоп не хотел ей говорить. Она видела нежелание в его глазах, его сомнения и беспокойство. Ему не стоило волноваться. Не о ней.
Квинн могла справиться с собой. Она справится — справится — со всем, что подкинет ей жизнь. Разве она уже это не сделала? Смерть дедушки, ее мать-наркоманка, резня, нападение Десото в сарае, даже это.
Рэй Шульц действовал не один. Он не случайно принял решение расстрелять церковь. Его подтолкнули к этому.
Он был марионеткой. И ее мать тоже.
Конечно, они сами сделали свой выбор. Они заслужили все, что получили. Квинн не настолько наивна, чтобы верить, что ее мать может быть невиновна.
Тело ее матери, распростертое на снегу, мелькнуло у нее перед глазами. Она отмахнулась от воспоминаний. Переживать из-за такого человеческого мусора, как Октавия Райли, бесполезная трата энергии.
Ее мать мертва. Конец истории.
Квинн не хотела больше думать о своей матери, ни в каком ключе. Ее теперь интересовал только один человек.
Кукловод, державший ниточки, тот, кто организовал все это, скрытый в тени, пока собственный сын не раскрыл ее.
Джулиан Синклер признался Бишопу в ее планах, прежде чем провалиться под лед и утонуть. Он замарал свои руки, но он уже мертв. Квинн не могла потребовать с него ни фунта плоти.
Розамонд Синклер по-прежнему жива.
Квинн повернула голову и уставилась на огромные красочные фрески, которые нарисовала на стенах, потолке, дверцах шкафов — драконы, гремлины, гарпии, демоны и монстры — пока у нее не затуманились глаза.
Монстры существовали. Она всегда в это верила. Такие монстры, как Розамонд.
Она ненавидела эту женщину. Ненавидела ее с дикой яростью.
Вся эта боль и страдания вызваны Розамонд. Мертвые и умирающие люди, которые врезались в память Квинн и преследовали ее в кошмарах. Все эти отцы и матери, сестры и братья, взывающие к справедливости, их бесконечные крики, запертые в голове Квинн.
Убитые Хлоя и Юнипер. Их голоса звучали громче всех.
Кто-то должен разобраться с этим.
Кто-то должен привлечь Розамонд Синклер к ответственности.
Это просто несправедливо, что она может запереться в своем теплом, светлом особняке, управляя фальшивыми солдатами, как своими личными телохранителями.
Кровь невинных пролилась по ее приказу. Кровь окрасила снег. Кровь на скамьях и ковре. Кровь на ухоженных руках Розамонд.
Она, наверное, думала, что ей все сошло с рук. Никого не осталось, кто мог бы раскрыть ее уродливые маленькие секреты. Никаких последствий. Никакого возмездия.
Возможно, Ноа не хотел ничего делать, но Квинн готова.
Последствия будут. Она позаботится об этом.
Бабушка постучала в дверь спальни — три сильных удара, как будто она забивала гвоздь кулаком. Бам! Бам! Бам!
Ей было за семьдесят, но она все еще оставалась бодрой и энергичной, как шестидесятилетняя.
— Доброе утро, соня! У нас есть работа на этот прекрасный день!
Квинн застонала и потерла глаза.
— Что в сегодняшнем дне делает его прекрасным? У нас каждый день есть работа, которую нужно делать. Она никогда не заканчивается!
— Именно! — воскликнула бабушка через закрытую дверь. — Каждый день, когда мы обе на ногах, — это уже хороший день как по мне. Кроме того, светит солнце. Я даже не уверена, что снаружи Мичиган.
— Может, к нам заглянула Дороти, и мы теперь в стране Оз, — пробормотала Квинн.
— Только если я стану Злой Ведьмой Запада! — Бабушка попыталась изобразить гогот. Получилось на удивление хорошо. Она снова стукнула в дверь. — Вставай и выходи! Проснись и пой!
Квинн проснулась, но это не означает, что она должна обязательно сиять. Она зевнула, откинула одеяло и опустила ноги на ледяной пол.
Последний кошмар медленно угасал, уходя куда-то на задний план. Если Квинн продолжит думать об этом, то весь день пойдет прахом.