Но жизнь, достойная жизни, требует риска. Иначе ты оказывался заперт в клетке собственного творения, как собака, слишком сломленная, чтобы заметить, что дверь клетки широко открыта.
Уж в чем-чем, а в клетках Ханна разбиралась.
Молли вздохнула.
— Нам следует проверить, как там дети. Наверняка они дремлют рядом с этой твоей огромной собакой.
Поморщившись, она потянулась за своей тростью, прислоненной к дровянику. Ханна взяла «Моссберг» и спрятала его под мышку. Она вышла вслед за Молли из сарая, закрыла двери и обеими руками заперла висячий замок.
Ханна непрерывно работала над укреплением своей больной руки и к ней уже вернулась подвижность. Она могла сгибать свои деформированные пальцы вокруг рукоятки ножа и переносить или держать большинство предметов.
Используя ладонь или боковую сторону руки в качестве стабилизатора, Ханна использовала большой и указательный пальцы для выполнения большей части работы — одевания Шарлотты, помешивания тушеного мяса, приготовления кофе, разведения огня, перелистывания страниц книги.
Они пробирались по снегу к дому. Молли щурилась от солнца.
— Как женщина женщине, если ты замолвишь словечко за мою внучку, я буду тебе очень благодарна.
— Я могу попытаться. Но Лиам — сам себе хозяин.
Она протянула Молли руку, хотя достаточно хорошо знала эту старуху, чтобы ожидать язвительного отказа.
Молли отмахнулась от нее.
— Все же предупреди его. Если Квинн начнет, то уже не отстанет. Она упряма, как мул.
Ханна криво улыбнулась.
— Ему это понравится. Лиам любит упрямых женщин.
Молли рассмеялась.
— Ха! Даже без очков я могу распознать это за милю. Он немного закостенел в своих взглядах, верно?
— Его подход обычно оказывается правильным.
Молли поджала губы.
— М-м-м х-м-м.
— Он знает свое дело.
— Не сомневаюсь.
Тепло разлилось по горлу Ханны.
— Он хороший человек. Это все, что я хочу сказать.
Молли хитро ухмыльнулась.
— Я все еще замужем, — пробурчала Ханна.
— Я тоже. Но это никогда не мешало мне ценить противоположный пол. Все равно что восхищаться произведением искусства. А этот Лиам Коулман — чертовски прекрасное произведение искусства.
Ханна пыталась и не смогла скрыть свой румянец.
— Просто говорю, — усмехнулась Молли. — Я многое замечаю.
Они вошли в дом через заднюю дверь, стряхнули снег с ботинок и сняли куртки. На кухне было тепло и уютно, в дровяной печи пылал огонь.
На кухонном столе лежали листы бумаги и цветные карандаши, а также открытая банка арахисового масла с торчащей сверху ложкой — полдник Майло.
Дети перешли в гостиную, чтобы поиграть с Призраком и кошками, прежде чем сесть за работу над своим проектом. Тор и Один ползали по ним, выпрашивая внимания. Локи устроился на животе Квинн, Валькирия сидела у их ног, деликатно вылизывая переднюю лапу. Хель, злая, как обычно, отдыхала на вершине холодильника, осматривая свои владения.
Молли выдвинула кухонный стул и села. Она прислонила трость к ноге и сложила руки на столе. Ханна устроилась напротив нее.
Молли пристально смотрела на Ханну. Ее взгляд прожигал Ханну, пока та не сдалась и не подняла глаза.
— Не стоит.
— Все меняется, дорогая. Люди меняются. И часто не в лучшую сторону.
— Я знаю.
— Есть два типа людей. Те, кто преодолевают трудности, когда наступают тяжелые времена, и те, кто не справляются. Иногда люди не становятся сильнее. Они поддаются своему страху и слабости и превращаются в нечто другое, в нечто худшее.
Глаза Ханны обожгло. Она опустила взгляд на стол и уставилась на изношенные деревянные доски, крошечные вмятины и потертости от многолетних семейных ужинов. Ее взгляд переместился на экстренный рюкзак Майло, лежащий рядом с банкой арахисового масла.
Ханна знала, что имела в виду Молли. Она говорила о Ноа. О Ноа, который изменился, стал слабым и опасным. То, что человек не делает, определяет его так же сильно, как и то, что он сделал.
— Ты не обязана такому человеку, дорогая.
— Даже если это кто-то важный для меня?
— Даже тогда, — негромко ответила Молли. — Даже если это кто-то, кого ты любишь.
Ханна повернулась и посмотрела на Майло. Он устроился рядом с Квинн на полу в гостиной, разделив наушники айпода. Их головы прижались к мягкому животу Призрака, пока большой пир шумно храпел.
У Ханны защемило в груди — не за себя, а за то, что ее маленькая семья развалилась на куски, не успев собраться воедино. Ее сердце шептало правду, которую она знала, но еще не могла произнести вслух.
Глава 24
Ханна
День сорок восьмой
Когда Ханна и дети вернулись в «Винтер Хейвен», уже стемнело.
Она оставила Призрака с Лиамом на ночь. Ей очень не хотелось этого делать, но в «Винтер Хейвене» она не могла даже выпустить его на улицу, чтобы он сделал свои дела, не опасаясь, что ополченцы причинят ему вред.
Призрак не из тех собак, которых можно держать взаперти. Он рожден для того, чтобы гулять на свежем воздухе, чтобы бродить по открытым пространствам и защищать свою стаю.
Как и она, он провел годы на цепи, в заточении, в ловушке. Она не хотела больше никогда его запирать.
Ханна вошла в дом, открыв его ключом, и прошла внутрь, полусонный Майло прижимался к ней.
Она поставила переноску с ребенком перед диваном. Шарлотта зашевелилась, и она осторожно покачала ее. В доме было тепло, повсюду горел свет.
Ноа разжигал огонь в камине. Он обнял Майло. Ханну он не обнимал. Она и не просила.
Они поели у Молли. Ханна проследила, чтобы Майло переоделся в пижаму, почистил зубы и спела несколько песен. Ноа заглянул в спальню, чтобы пожелать сыну спокойной ночи.
Через пять минут Майло уже спал. Ханна вернулась в гостиную, чтобы проведать Шарлотту. Ноа ждал ее.
— Майло не должен гулять так поздно, — проговорил Ноа, с упреком в голосе. — Это опасно.
Чувство вины укололо Ханну. Она не собиралась возвращаться домой после наступления темноты.
— Мы были у Молли. Бишоп нас подвез.
Она стянула перчатки, осторожно, чтобы не задеть больную руку, и сложила их в карманы. Расстегнула молнию, но не стала снимать куртку.
— На блокпосте в «Винтер Хейвен» охранники сказали, что жителям разрешено находиться только внутри периметра общины.
Один из ополченцев — Лютер — позволил Бишопу высадить ее у дома. Тем не менее, он ясно дал понять, что это больше не повторится.
— Они приняли решение сегодня, — резко бросил Ноа.