Ноа посмотрел на нее затуманенными глазами.
— Какое?
— Лиам Коулман.
Вспышка ревнивого негодования пронеслась через него, горячая, как пламя печи.
Розамонд прищелкнула языком.
— Он появился, увидел молодую, слабую женщину в уязвимом положении и воспользовался этим. Он извратил ее, Ноа. Промыл ей мозги. Он взял то, что ему не принадлежало. Это то, что он делает. Берет то, что принадлежит другим мужчинам.
— Это его вина. Ханна никогда бы не сделала этого сама.
— Конечно, она бы не стала, — успокаивающе проговорила Розамонд. — Во всяком случае, не та Ханна, которую мы знали раньше.
Кипящая ненависть пронзила Ноа. Ревность, черная и уродливая. Неужели Ханна уже целовалась с ним? Неужели она предала Ноа еще до того, как вернулась в Фолл-Крик?
Лиам прекрасно знал, что она замужем. Но он все равно украл ее. У него не было никаких прав. Ни на что и ни на кого в этом городе. Он чужак. Незваный гость.
— А что, если бы его здесь не было? — спросила Розамонд, словно читая мысли Ноа.
— Горожане не всполошились бы. Ополчение не встало бы на дыбы. С Фолл-Криком все было бы в порядке.
— И ты бы вернул свою жену.
— У меня была бы Ханна, — сокрушенно прошептал Ноа. — Мы могли бы быть вместе. Мы были бы счастливы.
Какая-то отдаленная часть его сознания отметила, что Розамонд ничего не сказала о своем желании отомстить. В голове Ноа зазвенел крошечный предупреждающий колокольчик, но он его проигнорировал. В душе не осталось места ни для чего, кроме гнева, злобы горечи и опустошенности.
Он хотел ненавидеть Лиама Коулмана. Он хотел его смерти.
Розамонд сочувственно улыбнулась ему.
— Ты можешь сделать то, что не может Саттер.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты можешь подобраться близко. Ты можешь сделать то, что должно быть сделано.
Он думал, что отшатнется. Но не отшатнулся. Темная ярость кипела в нем. Его руки задрожали, пальцы сжались в кулаки. Он готов на все, чтобы вернуть свою семью. На что угодно.
— Поставь нас на первое место, Ноа. Разве не я всегда поддерживала тебя? Разве не я всегда заботилась о тебе и Майло?
В голове Ноа мелькнуло воспоминание, попыталось вынырнуть на поверхность его сознания. Но оно скрывалось слишком глубоко, окутанное тьмой. Оно погасло так же быстро, как и появилось.
— Ты не один, Ноа. Неважно, насколько сильно сейчас ты это чувствуешь. Я здесь. Я здесь, чтобы помочь тебе всем, чем смогу. Как и всегда.
— Я ценю это. Правда.
— Мы единственные, кто имеет значение, — добавила Розамонд. — Мы вместе в этом. Ты и я. Ты единственный, кто понимает. Единственный, кто всегда понимал. Мы строим убежище от бури, а один человек пытается все это разрушить. Мы пытаемся создать убежище для Майло, для каждого ребенка в этом городе, а этот… самозванец… поставил все наши усилия под угрозу.
— Да. — Ноа уставился на свой голый безымянный палец. Слезы высохли на его щеках. Кожа натянулась, как будто больше не принадлежала ему. — Майло — вот что для меня главное.
— И Фолл-Крик, — подсказала Розамонд.
— И Фолл-Крик.
— Лиам Коулман — угроза всему, за что мы боремся. — Розамонд наклонилась к нему, выражение ее лица было напряженным, взгляд не отрывался от его лица. — Подберись к нему вплотную, Ноа. Стань ближе и сделай то, что должно быть сделано.
Он потер палец. Казалось, что отсутствие кольца неправильно и неестественно. Ноа чувствовал себя голым и уродливым, таким же пустым, как и его измученная душа.
— Я не знаю. Я… я закон…
— Закон — это то, что мы делаем. Ты знаешь это. Мы создаем новую реальность. Мы строим будущее.
Он не стал спорить. Да и как он мог? В ее словах заключался страшный смысл. Все, что говорила Розамонд, звучало правдой, которой он когда-то боялся, но теперь учился принимать.
Джулиан утверждал то же самое, подумал он с болью. Ноа любил его, но друг получил то, что заслужил. Джулиан зашел слишком далеко.
«А теперь ты собираешься зайти слишком далеко», — прошептал голос в его голове.
Ноа моргнул и выкинул эту мысль из головы. Что дала ему мораль? Этический кодекс? В то время как его жена увлеклась другим мужчиной, он по четырнадцать часов в сутки пытался сделать все правильно?
К черту это. К черту все.
Розамонд права. В этом новом мире, который они строили, действовали их собственные правила. В этом была поэзия. Некое первобытное удовлетворение.
Розамонд положила свою руку на его кисть, успокаивая. Ноа почувствовал себя менее одиноким. В конце концов, именно Розамонд всегда его понимала.
Она сжала его руку.
— Сделай это, милый, и все закончится. Ты получишь все обратно.
Он мысленно увидел Ханну, наблюдающую за Лиамом. Вспомнил, как светилось ее лицо.
Его горло обожгло горькой кислотой. Ноа позволил ему гореть, позволил боли проникнуть в каждую клеточку.
И ответил:
— Я сделаю это.
Глава 27
Лиам
День сорок девятый
Лиам нашел подходящее укрытие под срубленной елью, которая упала под углом к другому дереву.
Он забрался под бревно, срезал несколько мелких веток и вытащил из рюкзака пенопластовый коврик. Поставив рюкзак перед собой, он положил на него карабин и посмотрел в прицел.
Лиам предпочитал калибр 30–06 для снайперской стрельбы, так как у него была лучшая дальность и кучность, но приходилось работать с тем, что есть.
Позднее полуденное солнце пробивалось сквозь бесплодные деревья. Белки и бурундуки шныряли в хрупком подлеске. Снег поглощал звуки повседневной жизни. Все вокруг казалось таким приглушенным, далеким. Он выдохнул ледяной воздух.
Несмотря на холод, видимость оставалась ясной, да и ветра не наблюдалось. Хороший день для снайпера.
На нем была одежда светлых тонов, плюс грязная льняная простыня, одолженная у Молли, накинутая на ноги, спину, плечи и голову в качестве импровизированного маскировочного костюма. Лиам к тому же использовал пастель Квинн, чтобы закрасить лицо и волосы в серый, белый и коричневый цвета.
Он выбрал извилистый участок дороги и устроил свою засаду сразу за поворотом. Со своей позиции он имел беспрепятственный обзор, скрытый поваленным бревном и двумя большими елями.
Предстояла битва. Уродливый, кровавый бой с большими потерями.
Перед ним стояла задача сократить численность ополчения, используя партизанскую тактику. Чем больше ополченцев он сможет уничтожить сейчас, тем больше шансов у города на успех, когда придет время сражаться лицом к лицу.