В доме стало тихо. Слишком тихо.
Ханна моргнула и посмотрела на свои механические часы. Она не осознавала, как долго простояла здесь, потерявшись в море воспоминаний и горя. Оказывается, прошло полчаса.
Майло еще не вернулся от Квинн и Молли. Призрак был с ним, поэтому она не волновалась, но Шарлотта извивалась в ее руках и издавала недовольные вопли, а до ее ноздрей доносился отчетливый запах мочи.
Мир требовал ее внимания.
Отгоняя печаль, Ханна заставила себя придать голосу веселые нотки.
— Я знаю, что тебе пора спать, но сначала нам нужно проведать твоего брата. Сразу после того, как мы тебя переоденем. Как же ты воняешь, малышка.
Напевая песню Принца «When Doves Cry», Ханна переодела Шарлотту в свежий тканевый подгузник, а использованный выбросила в стоящее рядом ведро, чтобы потом им заняться. Стирать тканевые подгузники вручную довольно мучительно, но это лучше, чем альтернатива.
Переодев Шарлотту в свежий голубой комбинезон с изображением танцующих щенков, она откинулась на спинку кресла и стала рассматривать шоколадно-коричневые волосы дочери, ее бархатистую кожу, маленькие пальчики на руках и ногах с розовыми ногтями.
Она пощекотала животик дочери и подула ей на шею. Шарлотта пискнула от восторга. Как она прелестна, как совершенна, живая и энергичная.
Как только дочка стала чистой, Ханна закутала ее в синюю куртку и второй слой носков. В середине марта в Мичигане погода может сильно колебаться. Температура держалась на уровне минус одного градуса, было пасмурно и прохладно, сугробы слякотного снега все еще покрывали землю.
С Шарлоттой на буксире она вышла из дома, надев куртку, с «Ругером» в кармане. Независимо от того, насколько безопасно она себя чувствовала, пистолет сопровождал Ханну повсюду.
Прохладный воздух жалил ее щеки. На улице затишье — кроме часовых на баррикаде, все занимались делами: готовились к Дню торговли, дежурили добровольцами в различных охранных патрулях или работали в общественном саду, который они разбили на бейсбольном поле средней школы.
У нее хранился ключ от дома Молли, как и у Майло, так как он постоянно перемещался между двумя домами.
Войдя в дом, Ханна прошла по коридору в комнату Квинн. Валькирия, гладкая черная кошка, которая обычно охотилась на улице, обвилась вокруг ее ног и замурлыкала.
Майло лежал на неубранной, неряшливой кровати, наушники от айпода торчали у него в ушах. Типичная комната подростка — одежда, книги и разбросанные повсюду принадлежности для рисования.
Не так типичны заточенные флешетты на комоде и коробка патронов на тумбочке.
Призрак дремал в центре деревянного пола, несколько кошек навалились на него сверху, словно он афганский ковер.
— Кто умер? — спросил Майло.
Ханна бросила на него встревоженный взгляд.
— Почему ты так говоришь?
Он слегка пожал плечами.
— Все умирают.
Ее грудь сжалась. Ханна положила Шарлотту рядом с Призраком, который захрапел во сне и инстинктивно изогнул лапы вокруг ее маленького тела. Она сопела и тянулась к нему, сжимая и разжимая свои маленькие кулачки в шерсти на его шее и груди.
Поскольку Шарлотта с удовольствием занималась своими делами, Ханна села на край кровати рядом с Майло.
— Похоже, иногда так и есть.
Он смотрел на нее из-под копны непокорных черных кудрей, его темные глаза покраснели. Она поняла, что сын спрятался здесь, чтобы поплакать в уединении.
Ханна не хотела рассказывать Майло о его бабушке и дедушке. Ему пока не стоит этого знать, иначе станет только хуже.
Он потерял отца три недели назад. После смерти Ноа Майло замкнулся в себе и затих. Чаще всего он просыпался в слезах или от кошмаров. Чтобы успокоить его, требовались часы, если он вообще успокаивался.
— Не беспокойся. Со всеми здесь все в порядке. Все отлично.
Он моргнул, напряжение ослабло на его лице.
— Что ты слушаешь?
— Элвиса. «Can't Help Falling in Love». Квинн притворяется, что ей не нравится, потому что там сплошная романтика, но это ее любимая песня.
Вздохнув, Ханна окинула взглядом комнату Квинн, рассматривая монстров, инопланетян и мифических существ, которых та так старательно рисовала.
У нее невероятный талант. Картины получились детальными, реалистичными и ужасающими.
— Где Квинн?
Снова это болезненное пожатие плечами. Оно говорило так мало и так много.
— Ее никогда больше нет рядом.
— Мне жаль, дорогой. Каждый справляется с горем по-своему.
— Она не хочет играть со мной.
— Она не пытается причинить тебе боль, поверь. Ей просто нужно немного времени.