Покрутив кубики в бокале, он поднес напиток к губам и сделал большой глоток. Закрыв глаза, поставил бокал на стол и стал смаковать вкус, перекатывая жидкость на языке.
После продолжительной паузы Генерал открыл глаза и выдохнул, испытывая наслаждение. Губернатор Даффилд наблюдал за ним с тихой паникой.
Генерал отставил бокал.
— Немногие, если вообще кто-либо, из тех, кто обладал властью до ЭМИ, будут держать бразды правления, когда система вернется в строй. Вопрос в том, будешь ли ты и дальше подчиняться федералам, отчаявшейся и напуганной группе старых, дряхлых, изживших себя людей, хватающихся за прошлое, которое давно прошло? Или захочешь быть тем, кто восстанет из пепла?
Губернатор облизал губы, нервно вздрогнул и посмотрел в окно. Он потер руки, согреваясь.
— Я не знаю…
Для экономии энергии генераторы отключались на вечер. Сумерки окутали Лансинг, тени вторглись в углы кабинета генерала.
— Оставь своих солдат здесь. Пусть Иллинойс горит. Когда придет время, предложи свою помощь. За определенную плату.
— А что если хаос в Иллинойсе перекинется на Мичиган? Чикаго прямо за углом. Все, что им нужно сделать, это…
— Они этого не сделают.
— Откуда ты знаешь?
— Мы защитим Мичиган. А когда придет время — и только тогда — весь Средний Запад. Но только когда мы будем у власти.
Его цель заключалась в том, чтобы удержать беспорядки по ту сторону границы на уровне контролируемого кипения — кипения, не выходящего за пределы кастрюли. Беспорядок в Иллинойсе мог пойти только на пользу Мичигану.
Губернатор Иллинойса Джим Строун и новый губернатор Индианы Сьюзан Райт-Мэй оставались единственными игроками на Среднем Западе, представлявшими хоть какую-то угрозу. Мэр Чикаго проводил отпуск в Канкуне, когда произошел удар ЭМИ. Он считался мертвым — его город пылал.
Генералу не важны Огайо, Висконсин или Миссури; он сможет разобраться с ними позже.
— Иногда лучше подрывать своих врагов скрытно, чем бить их прямо.
Губернатор Даффилд почесал свои обвисшие щеки и нахмурился.
— А что думает Лорен?
Генерал с трудом сдерживал свое отвращение. Он представил, как голыми руками сжимает бледную шею секретаря штата. Вместо этого он улыбнулся, безмерно довольный тем, что женщина отсутствует и не может помешать его махинациям.
— У государственного секретаря много достоинств. Как ориентироваться в этом смелом новом мире и выйти на первое место — не одно из них.
— Бросить вызов федеральному правительству — это преступление. Это политическое самоубийство… разве нет?
Губернатор Даффилд хотел, чтобы его убедили. Чтобы Генерал его убедил.
— Белый дом не понимает ни местных сил, ни растущих угроз, стоящих перед нами. У них своя война за границей. Но этот прекрасный штат перестанет существовать, если мы не предпримем меры сейчас, чтобы спасти то, что можем.
— Как?
— Позволь мне прояснить, По придет. И он принесет с собой разрушения. Если мы выйдем ему навстречу под федеральной или иллинойской юрисдикцией, мы потеряем наших людей и преимущество. Тогда По обрушится на нас как цунами, и мы тоже падем перед ним.
— Однако я предлагаю другую тактику. Мы укрепим наши собственные ресурсы. Укрепим наши силы. Выберем, когда и как встретить его, как только он пересечет границу Мичигана.
Пусть Иллинойс тратит свои ресурсы на ослабление По и его Синдиката — тогда он и губернатор придут и уничтожат отставших и укрепят свой контроль над Средним Западом.
Генерал сделал шаг к губернатору Даффилду и положил благожелательно руку на его предплечье.
— Не беспокойся об этом. Тебе и так есть с чем разбираться. Предоставь это мне. Я обеспечу безопасность нашего штата. Дай мне власть, и ты не пожалеешь об этом.
— Я не могу этого сделать. Конгресс должен…
— Конгресс мертв. Старые способы ведения дел мертвы. У тебя есть власть. Тебе решать.
Намек на сомнение затаился в тонких морщинах лица Даффилда.
— Скажи, что у тебя есть план.
— Дай мне солдат, и я спасу Мичиган. Будь уверен, твое имя войдет в историю, и то, как будущие поколения запомнят его, на сто процентов зависит от того, что ты сделаешь сейчас.
Неохотно, губернатор Даффилд кивнул.
И тут все встало на свои места, его морщинистые губы растянулись в тонкую болезненную улыбку. Он был стар, но не дряхл. Он жаждал власти.