— В первый раз, что ли? Положу, как на полигоне.
— Как на полигоне не надо. Здесь тебе второго выстрела никто не даст. Не попадёшь сразу, позицию сменят. Опять вычисляй их. А делов они уже наворотили. Сколько ещё наворотят!
Сариев приложился к прицелу, и граната с шипением ушла в сторону цели.
— Накрыл! Ай да молодец! А ну ка вторую для верности!
Николай бросился назад по цепочке. Бой подходил к концу. В воздухе раздался звук двигателей боевых вертолётов. И тут очередь у самых ног заставила Колю плюхнуться на живот и заползти за груду камней, услужливо сложенных природой, наверное, специально для него. Уже почувствовав себя в относительной безопасности, Николай огрызнулся свинцом в сторону противника. Рано он, кажется, успокоился. По Коляну били прицельно, даже не высунуться. Тактика старая — вычислить командира и уничтожить. Подразделение без командира — стадо баранов. Ну, здесь конечно не тот случай. Если что, Костик и Колиных бойцов возьмёт под свою команду. Да и сами бойцы не промах. Все отборные, проверенные. За это Николай не беспокоился. Но и самому тоже бы хотелось пожить. Кто-то рядом вскрикнул, и Николай вскинулся, чтобы посмотреть. А дальше удар по голове. Такой сильный и твёрдый, как ломом. Откуда-то изнутри поднялась мощная и какая-то обидная до слёз боль. Потом волной накатила темнота…
Николай открыл глаза, точнее правый глаз, и яркий свет разорвался в его голове оглушительной болью. Что-то слишком светло. Где автомат? Коля сделал попытку перекатиться со спины на живот, но чьи-то руки не дали ему это сделать. Вместо неба над головой парусина палатки, а на её фоне качаются головы главврача Хамленко и санитаров из полевого госпиталя. А где же бой?
— Да лежи ты. Нешто не настрелялся ишшо? Добре, шо живой остался. — Хохол Хамленко всегда умудрялся перемежать в разговоре русский язык с украинским. — Зараз мы тебя подлечим трохи и полетишь ты до дому, до хаты.
— Где я? Что случилось? Где все? — Николай заворочался на носилках, пытаясь встать. Палатка закачалась, и тошнотворный ком подкатил к горлу. В голове перекатился тяжёлый чугунный шар.
— В госпитале. Где же ещё. До того света тебе уже далековато. Хотя было рукой подать. — Хамленко перешёл на русский язык. — А колонна в пути. Бой кончился. Потери — один ты. Остальные в порядке. Но тебя уже это волновать не должно.
— А с глазом что? Я левую сторону вообще не чувствую.
— Да угомонись ты! На, хлопни обезбаливающее. — Он сунул Николаю в руку стакан со спиртом и приготовил другой с водой — запить.
— А спирт при чём?
— Стану я на тебя новокаин тратить. Его у меня только на ампутации и осталось. Так, что пей, что дают. Солдатам я и спирт не даю. Что у меня здесь, спиртзавод, что ли?
Коля глотнул «огненной воды», задохнулся и запил. По телу разлилась горячая волна и мягким туманом стала окутывать мою многострадальную голову. Как сквозь вату доносился голос врача, который уже не раздражал, а действовал убаюкивающее.
— Никак не пойму — чи повезло тебе, чи ни. С одного боку вроде не повезло. Пуля то в камень ударила. То есть уже, вроде как мимо. И надо же ей было разлететься. Сердечник в одну сторону, а рубашка прямо тебе в морду. Не, не повезло. А с другого боку они ж могли и местами поменяться.
— Кто? — Заплетающимся языком пробормотал Коля.
— Кто, кто? Дак сердечник с пулей. А тогда тебе бы уже кранты были бы. Да и рубашка могла тебе не в бровь, а в глаз попасть. И тоже хана. Всё-таки повезло. А может ни?
В эту минуту из глаз Николая посыпались искры, боль пронзила левую бровь. Одновременно послышался треск разрываемой материи и победоносный вскрик Хамленко.
— Есть!
— Ты, Айболит недоделанный! — Задохнулся Коля от боли. Хмель как рукой сняло. — Тебе что. духи заплатили, чтобы ты меня добил?
— Да ты посмотри, что у тебя там торчало! — Размахивал «Айболит» у Николая перед носом щипцами, в которых был зажат кусок металла вперемежку с кровью и плотью. — Дайка я теперь глазик посмотрю.
— Да уйди ты! Больно! Не врач, а коновал какой-то!
— Будешь дёргаться, я на тебя смирительную рубашку надену. У меня одна такая почему— то в комплекте оказалась. Так, глаз не задет. Откроется — будешь видеть. С надбровьем и контузией на большой земле разберутся. Сейчас я тебе пару швов наложу, а нормально тебе тоже на большой земле заштопают. Они там мастера по художественной вышивке. Железку возьмёшь на память?
— Себе оставь.
— Да у меня их столько, хоть в металлолом сдавай.