О чём он умолчал, так это об особенностях Москвы начала девяностых. И об уникальной истории создания метро. И ещё о паре‑тройке немаловажных нюансов.
Таких недоговорённостей было слишком много, чтобы всерьёз воспринимать признания доброжелательного трикстера. Якобы он подстраивал мелкие случайности и помог чужаку в переходе на «Баррикадной» исключительно для того, чтобы испытать Обходчика. Якобы он не имел никакого отношения к трагедии, из‑за которой Варя потеряла маму и была вынуждена переехать в Москву. И Хайлерран был первым и, так уж получилось, последним «клиентом» Лоцмана.
Якобы.
И не проверишь!
Приходилось слушать его трескотню, запоминать, а после сопоставлять с фактами. Иногда что‑то совпадало. Иногда он как бы проговаривался. Или не как бы.
Он любил поговорить. Но не спешил расспрашивать Обходчика. Делал вид, что просто охота пообщаться! Тёрся рядом, но сам ограничивался невинными вопросами, остроумными парадоксами и псевдофилософской риторикой:
«Зачем украшать станции – всё равно на стены смотрят только туристы!»
«Почему люди вечно куда‑то спешат, если могут умереть в любой момент?»
«Стоит ли тратить свою жизнь на защиту тех, кто всегда готов напасть на себе подобных?»
И самое любимое:
«Как можно охранять границу, у которой нет пределов?»
Как‑как? Очень просто.
* * * 00:31 * * *
Как ни странно, но на этой многолюдной – временами слишком многолюдной – станции отсутствовали лавочки. Поэтому назначать здесь свидания было не так удобно, как на других подземных перекрёстках. Скудное оформление тоже не вдохновляло – ни статуй, ни горельефов, ни мозаик, а металлические панно на путевых стенах прятались за поездами. Станция выглядела строго функционально: пересадочный узел, и не более того.
В час‑пик толпа выплёскивалась из поездов, устремляясь на жёлтую ветку, на Кольцевую или наверх, на Таганскую площадь. Но даже когда за людьми не было видно гранитных плит пола, станция сопротивлялась вторжению.
Она была коридором и состояла из коридоров – трех продольных и дюжины поперечных, а в промежутках располагались массивные глыбы пилонов с двойной красной полосой, похожей на стрелку‑указатель: «Вам туда! Проходите!»
Дед не любил эту станцию – особенно утром и особенно у платформы, куда приходили поезда со стороны «Выхино». Вагоны потрескивали, ещё немного – и лопнут по швам. Каждый раз, когда открывались двери, Деда обдавало двойной волной: одна состояла из горячего воздуха, запаха пота и голосов, другая из злости.
Наблюдательный пост Обходчика размещался у первого вагона. На этом участке платформы образовывалась пробка, которая не всегда рассасывалась до прибытия следующего поезда.
Примостившись на железной бочке взрыво‑защитного контейнера, Дед равнодушно наблюдал за людьми, стараясь не смотреть им в лица. Перед глазами мелькали воротники, шарфы, молнии, нашивки на одежде. Время от времени какая‑нибудь женщина ставила на ВЗК свою тяжёлую сумку, чтобы застегнуться и поправить волосы, а потом торопливо вливалась в общий поток.
Вряд ли кому‑нибудь из пассажиров было известно предназначение таких «бочек» – взрыво‑защитных контейнеров для пресловутых «подозрительных вещей». Несколько раз Дед наблюдал приезд сапёров с собаками, но на других станциях и в другое время суток.
Металл холодил кожу сквозь плотную ткань джинсов. Дед вдруг подумал, что он сам как ВЗК: вечно наготове, на страже, ждёт, когда произойдёт что‑нибудь действительно плохое. Нет возможности изжить причину беды – зато есть право на борьбу с последствиями…
Подозрительное волнение отвлекло его от безрадостных мыслей. Дед обернулся и увидел, что из ближайшего прохода на платформу вышел молодой мужчина и начал пробираться сквозь толпу. Получалось у него ловко: он никого не задевал и шёл довольно быстро – но движение застопорилось. А всё потому, что некоторые пассажиры (пассажирки, если точнее) пытались его рассмотреть, отчего спотыкались и мешали остальным.
Нормальная реакция: молодой человек, облачённый в лёгкий, не по сезону, тёмно‑серый плащ, был поразительно красив, особенно для «Таганской‑радиальной». Синие глаза, греческий профиль, распущенные золотистые волосы, широкие плечи и рост тоже не стандартный. Ему бы на обложку журнала или в кино…
– Я тебя не звал, – пробурчал Дед.
Беседник обошёл бочку ВЗК, встал рядом, прислонившись к пилону. Мимо проносился предобеденный паводок. Основное течение – к переходам, тонкие струйки – на посадку. Шарканье ног, разбавленное кашлем, заполнило платформенный зал в промежутке перед прибытием следующего поезда.
Представительницы прекрасного пола замедляли шаг, пытались поймать взгляд незнакомца (хотя в метро знакомиться неприлично), но их уносило прочь бесчувственным людским потоком. Через несколько минут черты прекрасного лица расплывались в памяти. Но сердце продолжало сладко ныть. Фантазия пятнадцатилетней школьницы приглянулась многим. «Если бы обстоятельства были другими…» – думали они, не решаясь пренебречь будничными обязанностями.
– Почему она не приходит? – спросил прирученный дух и пристально посмотрел на Деда.
Дед подумал, что Беседник слишком уж похож на человека. Хотя здороваться не научился. Пока что.
– Ты про Варю? Она в школе, уроков много задают. Некогда ей, – соврал Обходчик.
Беседник умел чувствовать ложь лучше, чем кто бы то ни было. Но он понятия не имел, как заставить человека сказать правду.
– А когда она сможет прийти?
– Ну, на следующей неделе. Если захочет, – опять соврал Дед.
Правда состояла в том, что Варя начала побаиваться метро. Были основания!
Беседник сделал такое лицо, что казалось: задумался человек, пытается разобраться в непонятном. А Деду представилась мордочка избалованного кота, которому вместо свежей рыбы внезапно наложили полную миску овсянки.
– Я хочу её увидеть, – заявил Беседник, отбросив объяснения Деда как что‑то несущественное.
– Понятно, – кивнул Дед. – Я её попрошу.
Беседник улыбнулся.
– Спасибо! Что я могу сделать для тебя?
Дед хмыкнул.
– Так не пойдёт! Никаких «ты мне – я тебе». Ты мне служишь, а я тебе помогаю. Получится её сюда затащить или нет, на наши отношения это не повлияет.
– Да. Я помню, – отозвался Беседник. – Я буду ждать.
– Жди, – усмехнулся Дед.
Дух повернулся, чтобы уйти, и Дед торопливо окликнул его:
– А чего ты так‑то ходишь? Ты же восстановил себя! Мог бы как раньше…
Беседник оглянулся. Кто‑то из пассажиров толкнул его, но он не обратил внимания.
– Чем чаще я среди них, тем… тем удобнее, – объяснил Беседник. – Я так не делал. Не понимал, что так можно. Теперь буду.
Дед долго смотрел ему вслед.
В отличие от Держителей, после приручения Беседник сменил привычки. Разделился на основное тело и материализованного духа. Принял облик, который ему подарила романтичная школьница. Возможно, будут и другие перемены. Насколько это естественно для духа из метро? Жаль, не с чем сравнить… Раньше Беседник действовал исподволь, тайно, проникал в Земную Явь, лишь когда находил подходящую жертву. Теперь он постоянно находился среди людей. И причина не в том, что он утратил часть способностей – скорее, обрёл что‑то новое.
«Без Вари ничего бы не было!» – заметила бы Злата, если бы узнала.
«Придётся ей сообщить», – подумал Дед.
Она ведь не просто лучшая ученица. Приняв решение проверить Варю на Держителе «Электрозаводской», Злата повысила свой статус – и не только в глазах учителя.
Но этим вечером новость о Беседнике вряд ли будет самой интересной. Впереди у Обходчика было важное мероприятие: ожидался гость. Ради него Дед с шести утра торчал у бочки ВЗК, слушая «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Китай‑Город».
Метка‑якорь на «Таганской» давно сигналила, а значит, скоро сюда выйдет незваный странник – и увидит кремовый мрамор, грязноватый кафель путевых стен, белёный потолок. И людей... Но вряд ли успеет как следует рассмотреть конечную точку долгого путешествия.