Мы ещё тогда подумали, ну зачем конвою дают боевое оружие для охраны провинившихся солдат. В конце концов, не преступники же мы и в побег из-за двух-трёх недель ограничения свободы не собираемся. Тем более нахождение на губе не сильно отличалось от основной службы в военном городке. И там и тут передвижение ограничивалось строго территорией военной части. А вот случайно выстрелить из автомата или потерять его было вполне реально. Не говоря уже о похищении оружия в результате разбойного нападения.
После всех злоключений, отсидев на гауптвахте 28 суток – больше было не положено по уставу, за нами наконец-то приехал старшина нашей роты. Худой, болезненного вида прапорщик по кличке Нищий. Нищим он стал не по своей воле, а с лёгкой руки своего предшественника – крепкого и нагловатого прапорщика то ли Шепетько, то ли Шпенько – сейчас уже и не помню. Этот Шпенько, воспитывая одного из молодых солдат, случайно сломал ему челюсть, а чтобы дело не дошло до суда, комбат решил от греха подальше перевести его в другую часть. Солдатику конечно же пообещали отпуск домой, который он прождал до дембеля, но через месяц челюсть срослась и дело замяли. Так вот, этот предыдущий старшина, сдавая дела и имущество нашему Нищему, втюхал ему вместо простыней и наволочек, которые он постепенно обменивал на самогон, какое-то тряпьё, прикрыв всё это несколькими целыми простынями. Вновь прибывший старшина, не ожидая подвоха, подмахнул не глядя вещевую ведомость, и после этого был обречён собирать всякие ненужные тряпки для списания, чтобы не быть обвинённым в хищении.
Если на губу нас везли как белых людей, отдельно, на армейской машине, то возвращаться пришлось с пересадкой уже на автобусах. Доехав до первого населённого пункта и выяснив, что ждать следующего автобуса надо часа три, проголодавшийся старшина повёл нас в столовую. За обедом, уплетая вермишель с котлетой, он не переставал жаловаться на свою нелёгкую жизнь. В этот раз мы узнали, что и курит-то он не от хорошей жизни, а только потому, что по-другому не может выспаться. Дело в том, что когда несколько лет назад он бросил курить и набрал приличный вес, появилась другая напасть: он просыпался среди ночи и шёл на кухню в поисках чего-нибудь съедобного. Промучившись так несколько месяцев, бедолага опять закурил, и продолжал это делать по сей день, в целях экономии и полноценного сна. Мы как могли сочувствовали ему в благодарность за бесплатный обед, всё-таки не каждый день ротный старшина угощает вкусным обедом за свой счёт. Поев гражданскую пищу, мы вышли на улицу и Нищий мимоходом объявил нам, что с нас за обед по рубль двадцать, но возвращать пока не надо, так как деньги вычтет из нашей зарплаты. Зарплата у рядового тогда была три рубля шестьдесят копеек, а в армии солдат должен находиться на полном довольствии, невзирая на то, где бы он не находился. Возмущённые до глубины души, мы собрали оставшуюся мелочь, и, дождавшись, когда этот крохобор уйдёт за билетами, отправились в ближайший магазин за «Осенним садом». Взяли быстро, почти без очереди: один стоял у входа на стрёме – лучше бы он этого не делал, а мы под сердобольные взгляды местного населения: как же, бедным солдатикам и не выпить – прошли сразу к кассе. Дородная хохлушка, поставив два пузыря на прилавок, насмешливо хмыкнула: «А шо третий в дверях трётся?» «Стесняется,»– поддел кто-то из толпы, при этом подхалимски хохотнув. Посчитав деньги и обнаружив недостачу, она уставилась на Морозова, пытавшегося честно найти несуществующие деньги в своих карманах. «Шо, потерял, а можа хто украл, вот ведь паразиты,»– под смех очереди озабоченно сокрушалась толстуха, но по просьбе трудящихся махнула рукой, и мы под одобрительные взгляды алкашей гордо прошествовали к выходу. У дверей с кислой рожей нас ожидал Пономарь. «Патруль,»– коротко бросил он и, нервно озираясь, как-то боком пошёл в сторону от магазина. Очевидно, его заметили на крыльце и решили проверить документы, а когда нарисовались ещё два бойца, у офицера сомнений уже не осталось. Задним умом понимаю, что можно было поставить бутылки в углу магазина и спокойно выйти: мы же были не в самоволке, а ехали в часть, на законных основаниях. Но это означало наверняка потерять выпивку – уж местные алканавты не упустили бы такой верный шанс. «Рвём,»– процедил я, и мы, как сайгаки высыпавшись из магазина, понеслись по улице в сторону проулка, изредка перепрыгивая попадающиеся лужи и обломки кирпичей.
Патруль обычно состоял из двух солдат и одного офицера, только на мою беду офицер был высокий, сухощавый и длинноногий старлей. Вино было у меня и Морозова, так что проверять документы решили почему-то у нас, Пономарёв конечно же никого не интересовал. И если за Морозовым вяло погнались сержант с ефрейтором, то мне достался долговязый офицер. Ноги у него были длиннее, и я, потерявший форму от долгого сидения на губе, явно ему проигрывал. Услышав топот совсем рядом, я стал вилять и, обернувшись на повороте, увидел вытянутую жилистую кисть и красное лицо с азартно сверкающими глазами. Поняв, что не уйти, я сделал зигзаг, но это не помогло – резкий рывок, чуть не вывихнувший мне руку, оставил меня без бутылки. Не останавливаясь, я с удивлением обнаружил, что меня больше никто не преследует. Сбавив скорость, я увидел, что старший лейтенант разочарованно рассматривает бутылку с дешёвым вином. Действительно, а что он хотел обнаружить у солдат – Кубинский ром что ли, на тот момент, наверное, самый дорогой напиток в Союзе. Одно успокаивало: я его на тот момент больше не интересовал. Продвигаясь в ту же сторону, куда скрылись мои приятели, я не без помощи участливых горожан, наконец, догнал товарищей по несчастью и, как видно, вовремя. Бытылка оказалась цела, и мы, не искушая больше судьбу, тут же опорожнили её из горлышка, ревностно следя, чтобы сослуживец не выпил лишнего. Потом побродили ещё немного по городку, уже не опасаясь патруля, так как отнимать больше было нечего, а одна бутылка «Соседнего зада», выпитая на троих, никак не могла повлиять на наш внешний вид и бравую солдатскую выправку. На вокзале нас уже поджидал старшина, нервно расхаживая вдоль автобуса с билетами на руках. По его виду было понятно, что он уже в курсе наших приключений. «Алкаши,»– неприязненно бросил прапорщик в нашу сторону, и, уже сев в автобус, пригрозил доложить ротному и при случае отправить обратно. Но мы, молодые придурки, только ухмылялись в ответ, прекрасно понимая, что это не в его компетенции и на гарнизонную губу просто так без отката не сажают. Оправдываться не имело никакого смысла, а то, что он об этом доложит ротному, а затем узнает комбат, тоже было маловероятно. За нашу доставку отвечал лично старшина, и, соответственно, ответственность ложилась на него тоже. А потому, к месту дислокации батальона мы ехали с чистой совестью и хорошим настроением. Но утром случился один неприятный казус: я по забывчивости вышел на построение в стройбатовской гимнастёрке, которую обменял на губе у бакинца. Комбат, увидев меня без погон и с тракторами в петлицах, только замахал руками от такой наглости. Но немного успокоившись, беззлобно наорал на старшину, за то, что тот забрал меня в таком виде. Ротный тут же вывел меня из строя и отправил переодеваться, попутно добавив, что в следующую партию на губу лично включит меня в этот список. Но его словам не суждено было сбыться – Морозов, отслужив свой срок, в начале лета ушёл на дембель, изредка присылая письма с описанием своих любовных похождений. Без генератора идей наша жизнь стала какой-то тусклой и неинтересной. Велосипед, на котором мы ездили после отбоя в самоволку, вскоре нашли, и один из прапорщиков забрал его своим детям, как военный трофей. В результате частых проверок, кормить стали немного лучше, а потому надобность в налётах на близлежащие колхозы понемногу отпала, да там и брать-то было уже нечего. До дембеля оставалось, как я думал, полгода, но в результате получилось восемь месяцев. Комбат сдержал слово и отправил меня и ещё одного узбека из Коканда, у которого было объявлено, но не отсижено, около сотни суток гауптвахты, домой самыми последними. В результате я прослужил два года и два месяца срочной службы, переслужив ровно два месяца, но всё же успел попасть домой под новый год.