– Дай сигарету, – попросил я Миру.
– Бери все, – протянула она пачку, – мне дома все равно курить не разрешают.
Несколько секунд мы стояли друг против друга. Ее голубые глаза скрывали длинные черные ресницы – думаю, она их даже не красила. Я хотел коснуться ее лица, чтобы она на меня посмотрела, но при свидетелях это было неуместно.
– Позвони как-нибудь, – попросила она.
– Конечно, дорогая.
Она поцеловала меня и вскоре скрылась за углом корпуса, где ее дожидался водитель. Я немного посмотрел ей вслед, а потом развернулся и побрел мимо вечного огня в сторону цирка. Неприглядное серое здание первого гума провожало меня безразличным взглядом сотен непромытых окон. В фонтане против главного входа барахтался какой-то патлатый биолог. Его пьяные друзья не давали ему выбраться, толкая обратно в бассейн.
– Э, босота! – крикнул я им, чтобы вернуться в тонус после трогательной сцены прощания, – я вам на грудь кончал!
У босоты, несмотря на повышенный градус и численное превосходство, не хватило жопы ответить.
Здесь же, у фонтана, на спинках скамеек сидели разношерстные компании студентов – от мажоров с золотыми Верту до готов со смоки айз. От одной из толпишек вдруг отделилось тщедушное тельце в клетчатых брюках – это Мини-Гера услышал мой клич.
– Оу, Марк! – засеменил он в мою сторону, виляя хвостиком.
– Че ты, Гера? – издалека приветствовал я его.
– Ты на хату?
– Да.
– С кайфом – я тоже.
Он поравнялся со мной, и мы зашагали в ногу. Я не стал грузить его экзаменами и тем более распространяться по поводу Миры. Не теряя времени, Гера сам завел со мной бессмысленный первагумовский разговор:
– Ислама видел?
– Да, на экзамене был.
– Уехал он уже?
– Походу.
– Наверное, в Макс пошел.
– Хуй его, братан.
– А чо Муслим?
Мы дошли до Вернадки и встав под яблоней стали ловить такси. Машин было много, но большая часть ехала дальше, в сторону Юго-западной.
– Тебе лучше с Ломоносовского ловить, – посоветовал Гера.
Из заднего кармана я достал пачку Мириных ментоловых сигарет, вынул одну и, зажав в зубах, стал шарить по карманам в поисках зажигалки.
– Это чо, бля, такое? – возмутился Гера.
– Что именно?
Словно тигр, маленький грек резким движением выхватил сигарету из моего рта и, сломав, бросил на землю. Я хотел было спросить, не въебался ли он дуб, но Гера предвосхитил мой вопрос:
– Пахан увидит – жёпу взорвет!! – пояснил он.
Я посмотрел на него так, будто он на моих глазах по-пионерски затушил свечи на церковном алтаре.
– Совсем рехнулся!? – рявкнул я и дал ему подзатыльник.
– Э, ебанат! Руки не распускай – на, нормальную возьми, – протянул он мне свою пачку.
Я молча вытащил сигарету, но не успел прикурить, как перед нами остновилась желтая Волга с шашечками. Договорившись с таксистом, я простился с Герой и уехал.
МГУ для меня закончился.
ЭПИЛОГ
Босая Мира, стоя на подоконнике в своей комнате, держалась руками за раму и глядела в распахнутое окно. Август был на исходе, и дерзкий ветер тщился хоть шелохнуть тяжелый бархатный занавес, но вместо этого лишь задирал ночную рубашку, обнажая загорелые колени. Мира не видела Марка уже пару месяцев – с тех пор как они на сутки сбежали из дома. За двадцать часов, что они провели в Мариотте на Тверской-Ямской, ее отец чуть было не поднял на уши спецназ ГРУ. К счастью, она вовремя одумалась и все удалось замять, но теперь ее собирались сослать к отцовскому брату в Нью-Джерси, в какой-то несносный Принстонский университет, за который, впрочем, ее сеструха Макка прикалывала, чо он по кайфу.
– Э, ты чо там мутишь, оу? – снизу раздался голос младшего брата – мальчишке было всего двенадцать, и он был старшим мужчиной в семье после отца. Голос был еще детским, но тон уже отдавал властными нотками.
– Ничего, занавеску поправляю, – в моменте нашлась Мира, – а ты чего не спишь? А ну-ка иди в постель!
– Э, сам разберусь! – рявкнул ребенок и скрылся во мраке.
Постояв так еще чуть-чуть, Мира спрыгнула на пол и закрыла окно.
***
– Еще виски-кола сделай, – велел Мини-Гера официанту.
– Какой виски желаете? – учтиво справился тот.