Кто привык к флотской жизни, знаком с корабельным бытом, общим для всего экипажа, тот быстро осваивается на новом корабле. Для меня это облегчалось тем, что я постарался с первого же дня активно включиться в текущие заботы экипажа, связанные с ремонтом. И потекли напряженные дни…
Одновременно мы изучали обстановку на Черноморском театре. В эти дни фашисты наносили удары в основном с воздуха, пытались постановкой неконтактных мин закупорить наши корабли в военно-морских базах. Черноморские [53] моряки оказались готовы к неожиданному нападению и с первых же дней войны предприняли активные действия: нанесли удары по Констанце и Сулине, создали угрозу морским сообщениям противника между крупнейшими портами, с воздуха уничтожали запасы горючего во вражеских портах. Наши корабли сразу были рассредоточены по всему кавказскому побережью, велись дальняя воздушная разведка, поиск вражеских подводных лодок, укреплялась береговая оборона, охрана тылов и средств управления, в районах морских баз и портов были выставлены минные заграждения. Каждая сброшенная противником мина наносилась на карту специальными постами наблюдения. Все эти события в той или иной мере находили отражение на наших оперативных картах. Обстановка осложнялась с каждым днем, и мы чувствовали, что сейчас действия Черноморского флота во многом зависят от того, как будут разворачиваться события на суше.
Каждый новый день ремонта приближал нас к тому часу, когда, выйдя в море, «Незаможник» примет активное участие в боевых действиях. Мы готовили себя к боям с надводным и подводным флотом противника в условиях угрозы с воздуха. К этому нас обязывали инструкции штаба флота, об этом говорилось на всех совещаниях. Минаева и Мотузко удивляло лишь то, что уже шла третья неделя войны, но пока ни одному нашему кораблю не удалось встретиться с вражескими кораблями, хотя сухопутный фронт приближался к Черноморскому побережью. Однако мы ни на один день не прекращали боевой подготовки.
Постепенно «Незаможник» приобретал вид настоящего военного корабля: от всего лишнего освобождалась палуба, красились борта и палубные надстройки. Старший боцман Александр Григорьевич Егоров по нескольку раз на день сходил на стенку и оттуда придирчивым оком осматривал внешний вид корабля. Дежурному марсовому матросу, сопровождавшему боцмана, нелегко было запомнить все замечания и приказания главного. Но сам Егоров ничего не забывал. С раннего утра, как только начинались на корабле работы, вошедшие в завершающую, самую трудную стадию, Егоров носился по кораблю, не зная устали и отдыха. Его подвижная фигура, затянутая в рабочий комбинезон, казалось, могла возникнуть одновременно в самых разных местах. Главный боцман [54] то похваливал, то поругивал, что-то брал на заметку, кого-то торопил, пересыпая все шутками, усмешками, так что его подчиненные готовы были скорей сквозь землю провалиться, чем попасть на острый язык боцмана. Егоров был одним из самых старых служак на флоте, имел большой опыт морской службы, дело свое знал отлично, был очень требователен и в своем хозяйстве все любил иметь про запас. Вот он с причала следит за покраской корабля. Но не просто стоит и смотрит, а все время находится в движении: приседает, нагибается, прикладывает руку козырьком к глазам, приподнимается на цыпочки. Заметит все: ровно ли легла краска, не болтается ли где какой-нибудь конец, не забыли ли убрать с палубы после строителей ведра. Быть может, в другом эта приверженность к порядку могла заслонить людей, но Егоров никогда не добивался «порядка любой ценой», он умел распознавать человеческие характеры, знал сильные и слабые стороны каждого матроса и умело пользовался этой способностью. Как помощник командира я мог только радоваться, что на «Незаможнике» такой боцман.
Я тоже иногда чувствовал потребность сойти на причал и осмотреть корабль. Своим вооружением, размерами, корпусом эсминец производил внушительное впечатление. Был он заложен на Николаевском судостроительном заводе «Новель» еще в 1915-м и через год спущен на воду, получив название «Занте» по имени одного из Ионических островов, освобожденного в 1798 году от французов русской эскадрой под командованием адмирала Федора Ушакова. В 1917-м «Занте», почти готовый к выходу в море, был захвачен белогвардейцами. Их попытка ввести корабль в строй не увенчалась успехом, и тогда, отступая из Крыма, они затопили эсминец. По окончании гражданской войны корабль был поднят, отбуксирован в Севастополь, а затем снова в Николаев. По призыву партии в восстановлении «Занте» активное участие приняла организация незаможных крестьян Украины, и в 1923 году, после подъема Военно-морского флага, «Занте» был переименован в «Незаможный». Так началась боевая жизнь корабля.
Важной вехой в биографии корабля стало заграничное плавание совместно с эсминцем «Петровский» в Неаполь. Оттуда группа моряков ездила в Сорренто к Максиму Горькому. В 1927 году «Незаможный» был переименован в «Незаможник». Эсминец всегда оставался в числе [55] лучших кораблей Черноморского флота. Теперь ему предстояло продлить славную биографию в борьбе с заклятым врагом человечества - немецко-фашистскими захватчиками.
Ремонт еще не был окончен, когда наступил день первого пробного выхода в море. Казалось, уже нельзя увеличить ритм работ, столь напряженным он был, но экипаж постарался. Морякам после долгой якорной стоянки выход в море - как глоток родниковой воды для жаждущего. Готовились, не жалея сил, не зная отдыха.
Утром на ходовой мостик спокойно и неторопливо поднялся невысокого роста коренастый моряк с седеющими висками. На нем - просторный синий китель, на груди бинокль. Это был командир крейсера «Красный Крым» капитан 2-го ранга Александр Илларионович Зубков. В его обязанности входило обеспечение нашего командира, который впервые приступал к управлению кораблем. Спокойная уверенность Александра Илларионовича сразу передалась всем присутствующим на мостике. Прямо скажем, не всегда так бывает на первых выходах после ремонта, да еще с молодым командиром корабля.
До этого мне не приходилось выходить в море на миноносцах подобного типа, и я старался подольше побыть на ходовом мостике, чтобы с самого начала вникнуть во все сложности управления кораблем.
Для моряка ходовой мостик - не просто открытое возвышение, откуда видны почти вся палуба и горизонт. Все жизненно важные центры корабля связываются на мостике в единую систему. Здесь мозг корабля, его главный нерв управления. От команд, поданных с ходового мостика, зачастую зависит жизнь сотен людей; здесь часы заведены на свой ход времени - малейшее промедление, неосторожность, потеря присутствия духа в бою или в шторм и, бывает, уже ничем нельзя исправить положение. Но отсюда же исходят те единственно правильные команды и решения, благодаря которым может быть выигран бой у более сильного противника или спасен раненый корабль, а с ним и весь экипаж. Все зависит от стоящего на мостике командира. Кто из молодых офицеров не мечтает подняться в этой должности на ходовой мостик, проявить свои способности! Но мой интерес к работе главного командного пункта объяснялся не просто мечтами о самостоятельном командовании кораблем, а суровым требованием войны: в критический момент, если возникнет [56] необходимость, суметь принять командование на себя.
Первый выход в море прошел успешно. На должном уровне оказалась работа всех основных звеньев корабля. Четко и своевременно исполняли команды машинисты и кочегары, штурманская боевая часть справилась с навигационным обеспечением, артиллеристы проверили организацию обороны корабля на переходе морем.
В ближайшие дни мы предприняли еще несколько пробных выходов и стали к причалу для основных приемок: артбоезапаса, торпед, топлива, продовольствия. Одновременно, как говорится, на ходу, устранялись последние недоделки, шла последняя приборка корабля. Героями ремонта стали: командир БЧ-5 Терещенко, командир машинной группы старший инженер-лейтенант И. Е. Тихонов, старшины машинных отделений Иван Фоменко, Алексей Богдашев, старшие машинисты краснофлотцы Борис Сбарский, Владимир Куприхин и Никифор Кащенко, старшины котельных отделений Григорий Герасименко, Яков Месечко, старшие котельные машинисты Антон Мерный, Иван Минаков и другие. Работая по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки, они сделали все, чтобы уже к 23 июля корабль мог выйти в море на боевое задание.