Экипажи учились отражать атаки одиночных самолетов, идущих в горизонтальном полете. Поэтому зенитная артиллерия на первых порах оказалась малоэффективной в отражении атак пикировщиков, бомбардировщиков и самолетов, применяющих противозенитный маневр, а также в обороне от групповых налетов. Даже на новых кораблях ощущался недостаток в числе зенитных установок, не говоря уже о старых. «Незаможник» располагал всего двумя 75-мм орудиями типа «лендер», устаревших к тому времени. Не секрет, что в начальный период войны противник имел превосходство в воздушных силах, прикрытие наших кораблей истребителями было явно недостаточным, особенно когда корабли уходили в море за пределы действий нашей истребительной авиации. Там мы могли рассчитывать только на свои силы. «В таких случаях выручали умелый маневр, бдительность, умение распознать тактику противника. Но думать об усилении зенитной артиллерии мы не переставали ни на минуту. И чуть позже кое-что придумали…
До начала августа «Незаможник» ходил в строю боевого охранения. Экипаж быстро освоился с буднями конвоирования, с нелегкими условиями противовоздушной обороны. В максимально короткий срок мы, как говорится, выбрали свои слабины и скоро могли гордиться тем, что в нашем конвое не было сколь-нибудь существенных потерь. [65]
По инициативе комиссара Мотузко день на корабле начинался с прослушивания утренней сводки Совинформбюро. В эти минуты смолкали разговоры, отдавались лишь самые необходимые распоряжения. Особенно внимательно мы следили за тем, как во второй половине июля разворачивались события в полосе войск Южного фронта. 16 июля противник овладел Кишиневом, частью сил продолжал наступление на Одессу, стремясь отрезать пути отхода наших войск. Из Николаева нам приходилось проводить корабли, которые до этого базировались в Одессе, но были вынуждены уйти и оттуда. Западные порты Одесса, Херсон, Очаков оказались под угрозой захвата с суши. Главным очагом сопротивления стала Одесса.
В начале августа из приказа командующего флотом мы узнали, что наш корабль зачислен в состав отряда кораблей поддержки северо-западного района обороны Одессы. Кроме нашего эсминца в отряд вошли крейсер «Коминтерн», эсминец «Шаумян», дивизион канонерских лодок, 4-й дивизион тральщиков, 2-я бригада торпедных катеров и некоторые другие малые корабли, переоборудованные из гражданских судов. Командиром отряда поддержки был назначен контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко, комиссаром - батальонный комиссар Я. Г. Почупайло. Как только на корабле был получен приказ, стало ясно: предстоит поход в Одессу. [66]
Первые залпы по врагу
Каждый поход в Одессу в те дни для кораблей и транспортов был не прост и не безопасен. На подступах к городу скопились фашистские орды, готовые растерзать, уничтожить, смять белокаменный город-красавец, столь важный стратегический порт. Одесса оборонялась удивительно стойко, Одесса трудилась для фронта, Одесса обросла рядами оборонительных сооружений, а в черте города возвела баррикады, противотанковые препятствия. Казалось, Одесса в те дни совершала невозможное - история войн не помнила случая, когда, почти отрезанный от своих, город оборонялся столь упорно и долго. В сердцах моряков с каждым днем росла гордость за «свою» Одессу. Город являл пример мужества и героизма. Моряки стремились в гущу событий. Вот [66] почему, когда 12 августа мы получили приказ совершить ночной переход в Одессу, поняли, что пришел и наш черед поддержать стойких защитников города.
Выходя из Севастопольской бухты, мы еще не знали о директиве Ставки Верховного Главнокомандования, предписывающей: «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот» {5}, но по боевому настроению экипажа корабля можно было с уверенностью сказать: каждый из нас глубоко осознал свое место в общем строю битвы за Одессу.
В Одесский порт мы пришли утром следующего дня. Стычек с противником не произошло, однако чувство значимости нашего перехода ни на минуту не покидало нас. Как только «Незаможник» ошвартовался, командира и комиссара вызвали в штаб Одесской военно-морской базы. Мы напряженно ждали их возращения.
Внешне Одесский порт казался спокойным. Разве что больше обычного был загружен разными ящиками, укрытым брезентом заводским оборудованием, тюками и контейнерами. Несколько транспортов стояли под одновременной загрузкой, и конвойные суда вместе с ними собирались выйти в море. С суши доносился гул далекой канонады, почти кольцом охватывающей город, - значит, противник ведет круговое наступление!
Ко мне на ходовой мостик поднялся штурман Загольский.
- Гремит! - кивнул в сторону берега.
И от его внимательных глаз не укрылось повышенное биение пульса в порту, присутствие здесь военных кораблей, численностью своей превышающее обычный конвой.
- Вам не кажется, что командование что-то готовит противнику? - спросил Загольский.
- Через час все узнаем, Коля. Если что-то серьезное, думаю, с честью справимся.
Он молча кивает в знак согласия. Когда штурман спокоен и уверен в себе - это многое значит. А я вспоминаю, как совсем недавно мы разговорились с Николаем и он откровенно и искренне рассказал, что в самом начале войны, когда наши войска оставляли города, он был уверен: это ненадолго, вот-вот наша армия перейдет в наступление и с помощью немецкого пролетариата [67] разобьет фашизм. Но уже первые недели войны заставили его, молодого офицера, многое переосмыслить. Понял главное: исход войны прежде всего зависит от стойкости и мужества каждого. Убедился, что станет настоящим штурманом лишь тогда, когда будет не просто доверяться инструкциям, а думать своей головой - его опыт показал, что, как правило, в любые инструкции и планы свои непредвиденные поправки вносят ветры, штормы и течения. Да и противник никогда не дремлет. Перед собой Николай поставил задачу: расчеты курсов должны быть всегда точные…
Да по- другому нельзя было и мыслить. Однако самый точный штурманский расчет сам по себе не гарантирует успеха -по курсу еще следует провести корабль, а это зависит от всего экипажа, от каждого моряка. Но вот требовательность к себе, колоссальная внутренняя работа, которую проделывал штурман, заслуживала глубокого уважения. И я еще раз порадовался за экипаж «Незаможника».
Минаев и Мотузко вернулись на корабль неожиданно быстро. И сразу пригласили всех командиров собраться в кают-компании.
Стоя перед картой района Одессы, Минаев сдержанно и кратко доложил о директиве Верховного Главнокомандования, сказал, что несколько часов назад после упорных боев противник вышел к морю в районе Сычавки и тем самым полностью окружил Одессу с суши. Фашисты сразу начали накапливать крупные силы пехоты и моточастей в районе Свердлове, Мещанки, Спиридоновки, где их сдерживает 1-й полк морской пехоты полковника Я. И. Осипова. От нас требуется поддержать морских пехотинцев огнем, поскольку силы их и противника неравны - на семьдесят фашистских орудий на километр фронта пехотинцы могут выставить лишь два. А у фашистов еще и танки, которых у Осипова совсем не было. Поддержка огнем возлагалась на эсминцы «Незаможник» и «Шаумян», канонерскую лодку «Красный Аджаристан», 412-ю и 726-ю батареи. Кроме того, «Незаможник» при обнаружении на шоссейных дорогах движения вражеских войск и техники должен поражать их огнем своих орудий.
В кают- компании воцарилась тишина. Никому не надо было объяснять, в каком тяжелом положении оказались морские пехотинцы, да и весь город. Времени на подготовку [68] к первому боевому выходу с нанесением артиллерийского удара было в обрез. Молча расходимся по своим местам. Даже всегда улыбчивый командир БЧ-2 лейтенант С. В. Клемент и тот сейчас серьезен и сосредоточен. Кажется, каждый из командиров думает: моя роль в успешном выполнении боевой задачи -главная. Что ж, это хорошо! Я же чувствую, что больше, чем за себя, волнуюсь за своих товарищей. Не раз вдвоем с Клементом и Загольским собирались мы в штурманской рубке, дабы порешать сложные задачки с расчетами на карте. Так что сейчас даже незначительная ошибка товарища будет и моей ошибкой. Моя ошибка - их. Как бы не упустить чего в спешке - хозяйство эсминца немалое!