Трассы автоматных очередей прошивают задымленное небо, стараясь достать головной самолет. Несмотря на оглушительный грохот, слышится нарастающий свист бомб - не выдержав плотного прицельного огня, противник начинает бомбометание. По незамедлительной команде командира корабль круто уклоняется вправо. Смерчи воды вздыбливаются где-то за кормой, спиной чувствуем несильный удар взрывной волны. И вдруг в передней части фюзеляжа только что отбомбившегося головного самолета вспыхивает яркая искра. Вслед за этим [176] самолет выпускает дымный шлейф и резко идет на снижение. Летчик пытается дотянуть до берега, но не успевает - кабельтовых в двадцати от корабля врезается в спокойную гладь моря.
Сигнальщики, ликуя, докладывают об этом Мельникову, но сейчас ему не до того - бомбы начинают сыпаться с двух следующих самолетов. Прицел их, правда, сбит предыдущим маневром, и бомбы падают далеко за кормой. Однако не израсходовали бомбозапас еще два оставшихся «юнкерса». Они повторяют маневр своих предшественников.
Потеря самолета ничуть, казалось, не отрезвила фашистов. И Мельникову дважды пришлось уклоняться от бомб. Последняя чуть было не угодила в корабль - упав близко за кормой, она вызвала сильную вибрацию палубы. И тут же мы, к своему счастью, увидели, что за последним самолетом потянулся сперва едва видимый, но с каждой секундой все ширящийся и удлиняющийся дымовой хвост. На зенитной батарее и верхних боевых постах оглушительно кричали «ура!» Орудия смолкли, и все мы смотрели в бинокли, пытаясь определить: упадет самолет в воду или дотянет до суши? Но он продолжал удаляться к берегу и скоро исчез из поля зрения.
Можно представить себе, с каким энтузиазмом мы зашли в Севастополь, а потом, разгрузившись и приняв на борт раненых, возвращались в Новороссийск.
Особенно радовался наш комиссар Алексеенко. Во время боя он находился на зенитной батарее Беспалько и теперь с восторгом рассказывал о быстрых и точных расчетах командира батареи, о том, как старшины орудий Иван Голубев и Виктор Шейн со своими расчетами сумели обеспечить кучную стрельбу по головному самолету и, добившись успеха, заработали с такой быстротой и ловкостью, что нельзя было не залюбоваться ими. Он признался, что едва сдержал себя, чтобы не броситься обнимать зенитчиков, когда был сбит первый самолет. Его удержали лишь продолжавшиеся атаки. И неважно, кто именно попал - ведь, судя по трассам, автоматные батареи Пасенчука и Трофименко вели не менее прицельный огонь - главное то, что и последний воздушный пират получил свое.
Алексеенко, не теряя времени, спустился в трансляционный узел корабля и оповестил личный состав и бойцов маршевого пополнения об итогах боя. А Мельников [177] пошел на батарею Беспалько лично поблагодарить зенитчиков. Конечно же, о главных событиях дня в вечернем выпуске радиогазеты рассказал Олег Ленциус, наш неутомимый редактор.
В Севастополе мы взяли на борт столько раненых, что заполнили все кубрики, каюты и кают-компанию. При виде человеческих мучений наши успехи как бы отошли на второй план. Многие краснофлотцы стали добровольными санитарами, носили раненым воду, писали за них письма домой, как могли успокаивали. Раненые мужественно переносили боль, но по их разговорам можно было судить, сколько горя и несчастий принес враг на нашу землю. Один рассказывал о том, как фашисты угнали в Германию его жену и дочь, другой - о сожженной родной деревне, третий - о гибели близких в блокадном Ленинграде… В такие минуты члены экипажа приобщались к общенародной трагедии, в их сердцах закипали гнев и жажда праведной мести.
Когда мы входили в Новороссийск, стоявший на руле старшина 1-й статьи Василий Потехин неожиданно доложил:
- Корабль не слушается руля!
Это было как гром среди ясного неба. Что случилось? Какова причина? Командир приказал перейти на ручное управление, а на пост энергетики и живучести последовала команда устранить неисправность. Но это ничего не дало. Пришлось заходить в базу при помощи машин. Процедура была весьма сложная, но Мельников справился с трудностями. Затем при помощи буксиров корабль был ошвартован к причалу.
Пока происходила эвакуация раненых с корабля, командир БЧ-5 Вуцкий облачился в водолазный костюм и спустился под воду, чтобы осмотреть состояние руля и винтов. Вскоре он доложил, что на большей части пера руля сорвана обшивка, а на правом винте отсутствует обтекатель. Значит, бомбежка не прошла бесследно!
Вскоре после швартовки Мельников был вызван на КП к начальнику штаба флота контр-адмиралу И. Д. Елисееву. Мельников предусмотрительно захватил с собой чертежи руля с тем, чтобы доложить о необходимости ремонта «Харькова». Елисеев вначале не очень-то поверил осмотру «водолаза» Вуцкого, но, вникнув во все обстоятельства дела, распорядился поставить «Харьков» в плавдок. Там «диагноз» Вуцкого полностью подтвердился. [178] Техотдел Новороссийской базы, которым руководил Шахназаров, проявил чудеса оперативности. Ремонт произвели в течение двух суток. Мы снова были готовы к выходу в море.
Однако не все наши походы кончались благополучным прорывом в Севастополь. Жертвы, вообще неизбежные в столь жестокой войне, увеличились с началом нового штурма города. Гибли транспорты, гибли корабли. Но гибли героически, в неравном бою. Так что простой арифметикой здесь не обойдешься. Жертвы были не напрасны! Их ценой флот продолжал поддерживать оборону города даже тогда, когда приходилось пробиваться сквозь многокилометровую завесу артиллерийского огня, отражая атаки торпедных катеров и авиации, преодолевая комбинированную морскую блокаду. Теперь и в самом Севастополе корабли не находили защиты от авиации противника и подвергались обстрелу осадной артиллерии, которую враг подтащил к городу. Стоя у причала, корабли оказывались лишенными маневра для уклонения от атак. Зенитные пушки нашей противовоздушной обороны были изношены до предела, не хватало боезапаса.
В первую очередь противник стремился захватить Северную бухту, чтобы предотвратить прорывы наших кораблей в Севастополь. 20 июня ему удалось это сделать, и с того самого дня корабли вынуждены были разгружаться в Камышовой бухте, у временных причалов. Еще хуже было то, что теперь враг мог бить прямой наводкой по центру города, Корабельной стороне и по Приморскому бульвару. Было ясно, что в таких условиях городу долго не продержаться, но война давно отбросила все прежние представления о возможностях защитников Севастополя. Черноморская столица стояла! Двухсоттысячная армия Манштейна, в бешенстве штурмовавшая город, снова оказалась не в силах взять Севастополь с ходу. А корабли продолжали доставлять защитникам осажденного города подкрепление.
10 июня в Севастополе возле Павловского мыса героически погиб эсминец «Свободный», с которым мы не раз находились в совместном плавании и конвоях. Эсминец конвоировал транспорт «Абхазия», доставивший в Севастополь продовольствие и боеприпасы. Приход транспорта и конвоя не остался незамеченным врагом. На стоявшую под разгрузкой «Абхазию» совершили налет пятнадцать [179] самолетов противника, сбросив несколько десятков бомб. Разгрузившийся к тому времени эсминец поставил дымовую завесу и открыл артиллерийский огонь. Закончив стрельбу, «Свободный» стал менять место стоянки. «Абхазия» от прямых попаданий бомб затонула. Самолеты перенесли удар на эсминец. На «Свободном» возник пожар, многие члены экипажа из числа верхних боевых постов погибли. Спасти «Свободный» не удалось. Он затонул, до последней минуты не прекращая вести зенитный огонь по самолетам противника.
Через три дня в Севастополе погиб транспорт «Грузия». Это был последний транспорт, сумевший прорваться непосредственно в Севастополь. Теперь и разгрузка в темное время суток не всегда гарантировала успешный выход кораблей из базы. Видя, что осажденный город все же продолжает получать подкрепление морем, гитлеровцы значительно расширили зону действия ударной авиации. Граница наиболее опасной зоны лежала далеко за пределами Севастополя, и даже боевым кораблям стало чрезвычайно трудно пробиваться к городу.
На себе мы почувствовали это 17 июня. Перед каждым выходом в море командир и комиссар собирали командный состав и рассказывали об ожесточенных боях в Севастополе. Вселять боевой дух в моряков не приходилось - стремление каждого внести свой вклад в дело обороны черноморской столицы было огромно, однако и Мельников, и Алексеенко считали, что люди должны ясно сознавать, на сколь трудное дело они идут, чтобы мобилизовать свои волю, энергию, выучку. В конце объявляли боевую задачу. Сегодня она звучала так: доставить в Севастополь пятьсот красноармейцев и шестьдесят тонн боезапаса. Затем Алексеенко побеседовал с секретарями партийных и комсомольских организаций и агитаторами.