Артиллеристам Константину Мельникову, Григорию Пирожкову, Павлу Половинкину и мне достался минный заградитель «Астрахань».
- А, курсанты-фрунзенцы! Весьма и весьма рад! С приездом! - встретил нас командир минзага Петр Иванович Марин. - Думаю, стажировка пройдет успешно, и скоро мы отпразднуем ваше первое командирское звание.
Дело в том, что тогда выпускники училища должны были еще пять-шесть месяцев стажироваться на кораблях, стать дублерами командиров секторов, дивизионов или групп и за это время подготовиться к самостоятельному исполнению обязанностей по своей специальности. Затем здесь же, на флоте, предстояло сдать экзамен и лишь после этого присваивалось командирское звание.
Командир корабля сразу пригласил к себе комиссара, помощника и командира артиллерийского сектора, представил новое пополнение и вместе с ними обговорил условия нашей практики. Лишь после этого нам показали четырехместную каюту, а также места в кают-компании, за столом командного состава корабля.
- Вот теперь я чувствую себя морским офицером! - с довольным видом сказал Павел Половинкин, пробуя мягкость койки в нашей каюте. - Кончился наш младенческий период морской жизни!
- Я думаю, только начинается! - охладил его восторг Константин Мельников. - Это тебе не хозяйство Винтера в Ленинграде! - И он обвел вокруг себя рукой.
Подтверждением слов Кости явилось скорое знакомство с флагманским артиллеристом бригады Артемом [19] Григорьевичем Брезинским. Он сам заглянул к нам в каюту познакомиться и поговорить о предстоящих делах.
- Значит, что вам надо сделать в ближайшее время? Провести несколько практических стрельб. Но кто думает, что с минзагов стрелять легко, тот глубоко ошибается, - сразу предупредил Брезинский. - И то, что минзаг - не артиллерийский корабль, только усложняет, а не упрощает дело. А почему?
Он ждет ответа, но мы молчим. Артем Григорьевич словно угадал наши мысли: если на Черном море и на Балтике мы вели стрельбы с больших кораблей и неплохо стреляли, то неужели не сможем так же успешно провести стрельбы с бывших сухогрузов?
- Молчите? То-то и оно, - Брезинский чуть улыбается. - А вы прикиньте: на минзагах орудий в залпе меньше, нет приборов управления огнем. Да и по расписанию много приходящего личного состава, а значит, тренировки организовывать не просто. Что, следовательно, нужно делать? - снова заканчивает он вопросом.
- Проявлять инициативу и настойчивость! - бойко отвечает Костя Мельников. Брезинский смеется.
- Правильно! А если говорить конкретно, советую вызубрить на всю жизнь правила артиллерийской стрельбы, молниеносно производить расчет исходных данных и ежедневно тренироваться в управлении огнем. И помните, что оценивать вас как специалистов будут по результатам артиллерийской стрельбы!
Он быстро встал, коротко попрощался. Когда за Брезинским закрылась дверь, в каюте воцарилась тишина.
- Да, с таким флагартом не пропадешь! - высказал общее мнение Григорий Пирожков.
Брезинскнй нам всем понравился своей деловитостью и простотой. С нами, молодыми артиллеристами, он сразу повел себя так, будто был одним из училищных преподавателей: за всю нашу совместную службу не было случая, чтобы флагарт оставил без внимания кого-то из молодых, не нашел времени помочь каждому в отдельности. Здесь, на Тихоокеанском флоте, он служил с первых дней его основания. На кораблях тогда день и ночь кипела работа в несколько смен. Матросы трудились бок о бок с рабочими, торопились в срок выполнить приказ Родины о вводе в строй кораблей. Флотских комендоров возглавил Брезинский. Вместе с рабочими он сверлил вручную отверстия [20] на палубе для фундамента под артустановки, занимался другими строительными работами, так что все артиллерийское хозяйство бригады, можно сказать, было его детищем и, естественно, флагарт был кровно заинтересован, чтобы находилось оно в надежных руках.
Да и сама жизнь тихоокеанского побережья требовала того же. Японские милитаристы, вторгшиеся в Маньчжурию, нагло заявляли о своих притязаниях на наши земли, устраивали пограничные инциденты и провокации не только на суше, но и на море. Военные моряки, как и весь Дальний Восток, жили тревожной, настороженной жизнью. Все это требовало от нас собранности и самодисциплины: на каждый день составляли суточный план работ и тренировок, старались строго его придерживаться. Кроме того, Брезинский часто привлекал нас, курсантов, к занятиям, которые он проводил с артиллеристами бригады. Мы выходили в море на различных судах для артстрельб, а затем присутствовали при разборах. И на «Астрахани» мы были окружены заботой и поддержкой. Не раз командир корабля говорил:
- Учитесь, учитесь, друзья! Для вас это сейчас главное!
Эти слова он повторял при каждой встрече так часто, что они звучали в его устах поговоркой.
Но, как мы ни старались, первые учебные стрельбы - так называемые стволиковые, когда орудие малого калибра жестко скрепляется со стволом орудия крупного или среднего калибра и в таком положении ведется огонь, - ничем нас не порадовали.
Вышли в море в свежую погоду. Ветер нагонял довольно крутую волну, что осложняло наши действия. Но вот щит обнаружен. Он кажется очень малым. Первый же залп из двух орудий показывает, как прав был флагарт, говоря о сложности ведения огня с минных заградителей: всплески, особенно на ветру, почти невидимы, поэтому трудно вводить корректуру, а тут еще следует учитывать несколько других поправок, необходимых при стрельбе. Кое-кто из нас начинает нервничать, волнение передается и орудийным расчетам.
Но флагарт молчит, ни во что не вмешивается. Зато после, на разборе результатов, первой его фразой была:
- Лупить в белый свет как в копейку - дело не хитрое, но урок этот вы, надеюсь, запомните надолго!… Пришлось запомнить… [21]
Наши успехи, как и неудачи, по заведенным еще в училище традициям, были общими, и это во многом помогало на первых порах. Собираясь в каюте, мы делились своим, пусть не богатым пока опытом, ревниво следили за успехами друг друга, а в неудачах одного все винили себя. Как важна для моряка братская дружба! Когда в море оказываешься отрезанным от всего привычного, что осталось на берегу, когда твоей семьей надолго становится корабельная команда, а домом - затерянный среди бесконечных волн корабль, когда в сложных условиях долгого плавания даже малая ошибка может обернуться для твоих товарищей тяжелыми последствиями, с особой силой осознаешь ответственность за каждый свой шаг, за каждый поступок! Но в не меньшей степени переживаешь за товарища, потому что от его действий зависят и твои, от его успеха - твой, а в критических ситуациях, на которые столь щедра судьба военного моряка, и сама жизнь. Думается, что для нас, курсантов, служба на Тихоокеанском флоте стала главным уроком именно в этом смысле - пройдут годы и десятилетия, но для всех тихоокеанцев период становления флота останется могучим связующим началом.
Служба наша осложнялась и тем, что Тихоокеанский театр оставался все еще малоизученным. Даже отдаленно он не напоминал ни Балтийский, ни Черноморский. Еще совсем недавно в Японском и Охотском морях ходили лишь морские пограничные и гидрографические суда, зато Тихий океан быстро знакомил с туманами, тайфунами и циклонами. Какая дикая красота открывалась в больших и малых бухтах, какие завораживающие дали простирались с какого-нибудь скалистого острова! Но именно эти бесконечные берега, утыканные сопками, эти необозримые безлюдные пространства делали уязвимым наше дальневосточное побережье. И потому к восхищению этим краем всегда примешивалось беспокойство за его судьбу.
Не будет преувеличением сказать, что этим чувством жили тогда все тихоокеанцы - начиная от рядового краснофлотца и кончая командующим Тихоокеанским флотом Михаилом Владимировичем Викторовым. И если к этому прибавить наше страстное желание поскорее стать опытными морскими командирами, то нетрудно понять, каким мощным импульсом для нас оказалась неудача на первых стрельбах. [22]
И снова - дин учебы, тренировок, выходов в море, разборов. За каждый, даже малый успех приходилось бороться, потому что мы усвоили одно: с противником придется сражаться теми средствами, какие есть на флоте. И сражаться успешно, даже если надо сделать нечто, что превышает твои возможности, - сделай…