На «Томске» царило оживление, комсостав облачился в белые кителя, у всех приподнятое настроение. На стрельбы с нами выступают комбриг и комиссар бригады, флагманский артиллерист. И вот уже корабль за пределами бухты Золотой Рог. Погода не меняется, и это усиливает хорошее настроение. Наконец, штурман докладывает на мостик, что вышли в район стрельбы, и тотчас же командир приказывает сыграть боевую тревогу: корабль идет на сближение с «противником». [26]
Стоит ли говорить о том волнении, которое испытывает молодой артиллерист на первых зачетных стрельбах. В минуты ожидания кажется, что все забыто - и команды, и навыки. В горле предательская сухость - не хватает еще в самый ответственный момент потерять голос. Всеми силами гоню от себя робость и неуверенность, твержу, что все будет хорошо.
Буксир со щитом обнаружен своевременно. Последовала первая команда - голос не подвел, тут же подаю расчетные данные на орудия и на заданной дистанции командую: «Залп!» В артиллерийской стрельбе зачастую решающее значение имеет первый залп, потому с замиранием сердца жду первого падения снарядов. И не только я… Первый залп - цель накрыта! В голове проносится: «А как же иначе!» Уже совершенно спокойно даю поправку на прицел за промежуточный ВИР {1} и перехожу на поражение. Успеваю перехватить довольный взгляд Брезинского. Он как будто говорит: вот это стрельба, а не то, что, помнишь, было когда-то. Как не помнить? Но радоваться еще рано, хотя важно, что стрельба заладилась хорошо. Главное - оставаться собранным и хладнокровным.
Орудия продолжают сотрясать воздух залпами, точность попадания значительна, так что за все время стрельбы приходится ввести всего две-три корректуры. Закончилась моя первая зачетная стрельба. С орудий бойко доложили, что пропусков нет. Командир, понимая без моего доклада, что стрельба окончена успешно, отдал команду подойти к щиту и подсчитать пробоины…
В бухту Золотой Рог мы возвращались с заходом солнца. Его лучи с особенной щедростью освещали город-красавец, полукружием раскинувшийся на берегу залива. Стоя на крыле мостика, я вслушивался в музыку, доносившуюся с берега, следил за снованием небольших лодчонок «юли-юли», которые в большом количестве появлялись в бухте при хорошей погоде, когда ко мне подошел Артем Григорьевич Брезинский. Его большая рука легла на плечо.
- Что, Петр Васильевич, значит, пойдем служить на новые корабли?
Признаться, я меньше всего ожидал этого разговора.
- Недавно флагарт флота Акулин, - продолжал Брезинский, - попросил назвать двух артиллеристов из [27] курсантов. Скоро мы должны получить два новых сторожевых корабля. Вот я и назвал тебя и Мельникова. Мне предложили должность начальника штаба дивизиона. Согласился. Думаю, и у тебя не будет возражений.
Какие могли быть возражения! Об этом я мог только мечтать - служить на новейшем корабле, вооруженном самым современным оружием. Брезинский, видимо, без особого труда прочел мои мысли, потому что улыбнулся и объяснил:
- Я сейчас сказал об этом, поскольку не хотел волновать перед стрельбами…
В тот вечер в кают-компании царило веселье. Тон задавал наш командир Рейнталь. Выпили, наверное, бочку чая, поскольку, помнится, все время подключали к самовару котельный пар, чтоб поддержать температуру. Рейн-таль много рассказывал о былых походах и боях. Рассказывать он умел, и слушали его с удовольствием. А мысли мои были заняты одним - новым назначением.
Что касается Брезинского, то весь период моего пребывания на Тихоокеанском флоте мы с любимым командиром и наставником не расставались. Скоро он стал флагартом флота. В дальнейшем Брезинский закончил Академию Генерального штаба, получил ученое звание доктора военных наук. В памяти многих тихоокеанцев остался этот замечательный человек.
Экзамены за стажировку я сдавал с легким сердцем. Это были последние дни моего пребывания на «Томске». Снова встретились курсанты-однокурсники Костя Мельников, Гриша Пирожков, Павел Половннкнн - все возмужавшие, «оморяченные», и хотя волновались перед экзаменами, особенно перед сдачей штурманской практики, но это уже было волнение не учеников, а моряков, узнавших вкус соленого морского пота. Экзаменационная комиссия, в которую вошли все флагманские специалисты бригады и некоторые командиры кораблей, осталась довольна нами, и даже грозный Сергей Георгиевич Горшков похвалил нас за хорошее знание Дальневосточного театра. Заветная цель - стать командирами Рабоче-Крестьянского Красного Флота - осуществилась, оставалось лишь дождаться приказа начальника Морских Сил. Вся наша неразлучная четверка готовилась к новым должностям. Артиллерийское хозяйство на «Томске» я передавал Григорию Пирожкову, своему другу еще по училищу. Павел Половинкин шел служить на «Теодор Нетте», ну, а мы [28] с Костей Мельниковым - на сторожевые корабли. Он на «Метель», которая вместе с «Вьюгой» уже находилась в строю, а я на «Гром», стоявший рядом с «Буруном». Они еще не приняты. Вот-вот должны были поступить на вооружение два других таких же корабля, которым были присвоены имена «Молния» и «Зарница». Не знаю, кто давал названия кораблям дивизиона, но флотские острословы сразу окрестили новое соединение «дивизионом плохой погоды». Мы с Мельниковым не были суеверными, радость наша не поубавилась, когда мы услышали столь мрачное наименование дивизиона.
Командиром «Грома» уже был назначен тезка и однофамилец моего однокашника Константин Степанович Мельников, которого я помнил еще по Фрунзенскому училищу: будучи на последнем курсе, он на подготовительном одновременно исполнял обязанности командира отделения. Константин Степанович был пионером Тихоокеанского флота, служил сначала штурманом, а затем помощником командира на заградителе «Ставрополь». За его плечами уже имелся немалый опыт длительного плавания вдоль тихоокеанского побережья. Особенно приятно было слышать отзывы о Константине Степановиче как о командире, который превыше всего ценит на корабле порядок, обладает завидной решительностью, ровен в общении и хладнокровен на ходовом мостике.
Первая наша встреча произошла в каюте временно исполняющего обязанности комдива командира «Метели» В. Ф. Котова, где собрались командиры формирующегося «дивизиона плохой погоды».
Котов быстро объяснил обстановку в дивизионе:
- Корабли ваши сейчас в ремонте. Команды сформированы не полностью, укомплектованность на «Громе» примерно семьдесят процентов, а на «Буруне» - и того меньше. Из командного состава «Буруна» пока только один командир - Сергей Георгиевич Горшков. Думается, что все вы заинтересованы как можно быстрее закончить ремонт кораблей и ввести их в строй. Поэтому следует продолжить формирование экипажей и одновременно помогать судоремонтникам. В процессе работ неплохо осваивается техника, изучается корабль. У тихоокеанцев в этом немалый опыт.
После совещания мы разговорились с Константином Степановичем Мельниковым. Оказалось, что из командного состава «Грома» на должность назначены лишь я [29] и командир электромеханического сектора А. М. Горбачев. Команда формируется во флотском экипаже из моряков, прибывающих с разных флотов. Кое-кто за время переезда успел подзабыть флотские порядки, да и не плохо бы поближе познакомиться с людьми, с которыми придется плавать.
- Тебе бы самому разместиться пока в экипаже, проследить за распорядком, дисциплиной, за занятостью людей, - посоветовал Мельников.
В тот же день в экипаже на вечерней поверке перед строем команд «Грома» и «Буруна» был зачитан приказ о моем назначении начальником команды. Пришлось ненадолго переселиться с корабля на берег, во флотский экипаж…
Как знать, живи мы тогда менее напряженной жизнью, возможно, не раз бы пожалели, что часто приходится менять корабли, что не успел сжиться с одним экипажем, как нужно знакомиться с другим. Да и служба на берегу, пусть даже кратковременная, могла показаться скучной: разработка распорядка дня, проверка чистоты в казармах, внешнего вида команды - все то, что на корабле делается как само собой разумеющееся. Параллельно готовили корабельную документацию: боевые и повседневные расписания, боевые инструкции, инструкции для дежурной и вахтенной служб и многое другое, что требуется для нормального функционирования корабля.