– Вы готовы, миледи?
– Это неприлично, милорд, – отозвалась та. Окружающие внимательно наблюдали за супругами.
– А мы здесь, в Хайленде, не очень-то гонимся за приличиями. – Роберт рассмеялся и обнял жену.
Они двинулись в такт с быстрой мелодией, и вскоре Элизабет полностью отдалась во власть музыки. Роберт обнял жену за талию и подбросил. Бет вцепилась руками в его плечи, и оба рассмеялись. Они кружились все быстрее и быстрее, темп музыки все убыстрялся и убыстрялся, пока под конец Роберт не подхватил Элизабет и не закружил ее.
Музыка кончилась, он медленно опустил жену и под приветственные возгласы гостей поцеловал в губы. У Элизабет от быстрого танца кружилась голова, она вспыхнула.
Праздник продолжался, и теперь молодые вышли на середину зала, чтобы исполнить танец новобрачных. Роберт и Элизабет смотрели, как молодая чета двигается в ритуальном танце.
В левой руке Дэвид держал серебряный кубок с вином, правой же сжимал руку Анны; танцоры, сделав несколько медленных шагов вперед, поворачивались спиной друг к другу, затем, перехватив руки, вновь оказывались лицом к лицу. Дэвид подносил кубок сперва к своим устам, потом – к устам Анны, каждый делал по глотку. Все эти па повторялись многократно, и всякий раз новобрачные обменивались красноречивыми взглядами. Дэвид с обожанием смотрел на свою молодую жену, и каждое его движение, каждый взгляд говорили о любви. Анна отвечала ему тем же. Так они танцевали, забыв обо всем и обо всех, и взглядами обещали друг другу будущее, исполненное любви и преданности.
Мучительная нежность этой сцены просто ошеломила Элизабет. Пытаясь сохранить душевное равновесие, она подняла полные слез глаза на Роберта, но потом не выдержала, повернулась и бросилась прочь из зала. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она оглянулась и увидела, что Роберт идет следом за ней. В отчаянии Элизабет повернула в другую сторону – к лестнице, ведущей на крепостную стену, и стала подниматься по ней. Лестница была винтовая, узкая, здесь Роберт и нагнал жену.
– Вы плачете, Элизабет?
– На свадьбах часто плачут, милорд.
– Но боюсь, что вы плачете не потому, что рады за невесту, а потому, что вам жаль себя.
– Вы ошибаетесь, милорд. Я радуюсь, веселюсь, смеюсь... Разве не видно?
Роберт обнял ее за плечи.
– Боже! Неужели вы так огорчены? Неужели вы до сих пор печалитесь, что вас лишили красивого праздника в честь вашей свадьбы?
– Нет, милорд. Я грущу не о прошлом – я оплакиваю свое будущее.
И, отстранившись, Элизабет принялась подниматься дальше.
Она вышла на стену. Роберт следовал за ней. Он повернул жену к себе и взглянул ей в глаза.
– Но почему? Почему вы оплакиваете свое будущее?
Элизабет хотела ответить, но предательские слезы хлынули у нее из глаз.
– А какое у нас может быть будущее? – всхлипнула она.
– Но разве обет, данный мною вам, не такой же, как обет Дэвида Анне?
– О чем вы говорите? Разве Дэвид бросается на поле брани воевать за какое-то заведомо безнадежное дело? Нет, Роберт, Анна всегда будет начинать каждый свой день, видя перед собой лицо мужа, и по ночам всегда будет чувствовать, что он рядом с ней. А я что – должна покорно ждать, пока вашу голову не привезут мне в корзине? Или пока вас не убьют во время какой-нибудь проклятой битвы? Я не вынесу этого. У меня на это не хватит сил! Уж лучше перетерпеть боль и потерять все теперь, чем в отчаянии ожидать, когда вы погибнете.
– А вы так уверены, что я погибну на войне, Элизабет?
– Если не на этой, так на другой. Это же ваша жизнь – и другой вы не хотите. – Бет тряхнула головой. – Я не стану тратить свою жизнь, ожидая месяцами, как подачки, объятий собственного мужа. И я не стану вынашивать дитя, которое пойдет по стопам отца и для которого война станет его жизнью. Я непременно найду того, кто любит тепло домашнего очага и объятия жены.
Роберт разозлился, грубо схватил жену за волосы и закинул ей голову назад.
– И вас устроит подобное? Вы откажетесь от всего того, что мы пережили вместе, и променяете это на спокойную жизнь? Вы моя, Элизабет, и я вас предупреждаю – я убью всякого, кто посмеет приблизиться к вам, всякого, кто к вам прикоснется.
Он хотел впиться губами в ее губы. Элизабет пыталась воспротивиться поцелую. Но, как это бывало всегда, ей не хватило воли и она не смогла отказаться от того, чего желали ее душа и тело. Молодая женщина страстно ответила на поцелуй.
– И вы думаете, что испытаете все это в объятиях другого мужчины? Скажите, неужели вы сможете когда-нибудь согласиться на меньшее?
– Смогу, если придется, и буду до конца дней своих проклинать вас каждый день за то, что вы принудили меня к этому. Я ненавижу вас, Роберт. Я ненавижу вас за то, во что вы превращаете нашу жизнь. Как хорошо мы могли бы жить вместе!
И Элизабет, охваченная отчаянием, принялась молотить кулачками в его грудь.
– Будьте вы прокляты, Роберт! Будьте вы прокляты! – кричала она, а потом спрятала лицо у него на груди. Все ее тело сотрясалось от рыданий.
Он ласково обнял ее, крепко прижал к себе и зарылся лицом в ее душистые густые волосы.
– Не нужно проклинать меня, любимая, – проговорил он тихим, умоляющим голосом. – Разве необходимость покинуть вас завтра утром сама по себе не есть проклятие?
Элизабет посмотрела на него блестящими от слез глазами.
– В таком случае, милорд, от сегодняшней ночи мы должны взять как можно больше. Ибо это – последняя ночь, которую мы проводим вместе. Другой не будет.
Роберт поднял жену на руки и стал спускаться по лестнице.
Молодым любовникам, упивавшимся каждой минутой их последней ночи вместе, показалось, что рассвет наступил слишком скоро. Элизабет стояла у окна, охваченная смятением. Роберт одевался. «Неужели я так мало знаю этого человека, за которого меня заставили выйти замуж? Неужели все, что было между нами, так мало стоит в его глазах? Неужели я была так глупа и поверила, что что-то значу для него? Неужели мне нужно превратиться в кроткую, любящую жену, смиренно ожидающую возвращения своего повелителя?»
Закончив одеваться, Роберт нерешительно подошел к жене.
– Я должен ехать, Элизабет.
– Вы едете сражаться за дело, которое даже не касается вас самого! – с укоризной бросила она.
Элизабет резко отвернулась и чуть не упала. Роберт протянул руки, чтобы поддержать ее. Нет, она не желает, чтобы он помогал ей! И Бет оттолкнула его руки. Роберт смотрел на Элизабет. Лицо его пылало от ярости.
– Я устал от этих беспрерывных объяснений, миледи. Мне нечего вам сказать! Семейная жизнь внове для меня. Я не привык ни спрашивать у кого-либо разрешения, ни объяснять свои поступки. Я сам себе хозяин. Я участвую в этой войне потому, что я предан Джеймсу Грэхему. Я его друг.
– Хотелось бы мне, чтобы вы так же были преданы своей жене.
Роберт сжал плечи Элизабет.
– Проклятие! Как это вам удается так быстро выводить меня из себя?
– А мне кажется, милорд, что вы обладаете точно такой же способностью по отношению ко мне. К несчастью, ваша сила помогает вам выиграть бой и на этот раз, поскольку вы вот-вот сломаете мне кости – если не ослабите хватку.
Роберт не отпустил Элизабет, но руки все же немного разжал.
– Бет, я не хочу расставаться с вами таким образом. Нельзя, чтобы воспоминание о прошедшей ночи было омрачено этой размолвкой. Думайте лучше о том, что нас ждет, когда я вернусь.
Элизабет затрясла головой.
– Как могу я отпустить вас и остаться наедине с вашим обещанием? Вы обещаете мне жизнь, которой у нас никогда не будет. Вчера вечером я сказала, что начну новую жизнь и отброшу воспоминания о том, что я знала вас и любила.
– А я ответил вам, что ни за что не отпущу вас. Вы моя, Элизабет, и если вас не будет здесь, когда я вернусь, – я найду вас, где бы вы ни были.
Роберт повернулся и вышел из комнаты. В пустом замке раздался звон его шпор. Бет посмотрела в окно. Ей страшно захотелось сбежать вниз и броситься в желанные объятия Роберта, уверить его, что она останется в Эшкерке ждать его возвращения. Она видела, как Роберт обменялся рукопожатием с Дэвидом, как он, статный и такой любимый, направился к лошади. Тимз Керкленд держал поводья. Роберт ласково потрепал паренька по плечу: