Ефимыч жаловался:
— Собака нам не ко двору. Может отпустить ее?..
— Нет, не надо отпускать. Сведи-ка лучше Найденыша в ветлазарет. Там есть такой ветврач второго ранга Игорь Иванович.
— Знаю, — отвечал Ефимыч.
— Ну, вот пусть он посмотрит собаку и даст свое заключение, может она больная…
Ефимыч сводил Найденыша к ветврачу. Тот определил:
— У собаки все в порядке, истощена немного. А внутренности, дай бог нам с вами такие. И аппетит есть — смотрит на пищу и слюну пускает. Не ест же, потому что не доверяет новым хозяевам. Боится отравы. Собака, видать, не глупая, — так и доложите капитану.
На третий день Найденыш, убедившись в хорошем к нему отношении, решил приняться за пищу и ел с собачьей жадностью, без разбора все, что только могло быть им съедено. Наконец, Найденыш признал меня полным своим хозяином. Оказалось, пес был обученный. Скажешь: «Ложись!» — ляжет. «Иди сюда!» — подойдет и уставится глазами в лицо. «Подай голос!» — тявкнет резко, отрывисто, один раз и не больше… Значит собака не с финской стороны, не фрицевской выучки, хотя и немецкой породы.
Заметил я за Найденышем и другие свойства: начнется бывало обстрел, завоют мины и снаряды, — прижмет уши, съежится и бежит в ложбинку, прячется. Особенно боялся самолетов. Как только загудит самолет — не важно чей — Найденыш начнет бесноваться, урчать, подвывать — места себе не находит. Пролетит самолет. Найденыш встряхнется, протянется и стыдливо пряча глаза уйдет куда-нибудь, часа два не возвращается. Вернется, морда виноватая, смотрит застенчиво, как будто хочет сказать хозяину: «Извини, что зря струхнул, почем мне, собаке, знать — чей это был самолет, наш или немецкий».
Не мало в дивизии находилось охотников до этой собаки. И комдив и начштаба, — все просили меня уступить им Найденыша.
— Ни за что!
— А к чему она тебе?
— Как к чему? Мне очень даже нужна собака. Пригодится, будем с собой в разведку брать.
— Подведет.
— Возможно. С этим спешить нельзя. Надо изучить ее сноровки.
Однажды наши разведчики привели в батальон двух пленных. Найденыш увидел и, не подавая голоса, с полного хода бросился на одного из них — и под себя. Другой от страха сам к земле прижался.
Разведчики стоят, не знают, что делать, когда собака хозяйничает, а Найденыш лежит, положив передние лапы на грудь пленного, рычит и ни с места.
На шум вышел комбат Краснов, удивился:
— Не знал я такой выучки у собаки. Найденыш, прочь!.. — Разведчиков спросил, не укусила ли которого.
— Нет, — отвечали бойцы, — не укусила, только обоих к земле прижала. Стало быть сноровку имеет по этой части…
Тогда мы решили брать Найденыша в разведку. Обычно он вел себя очень тихо, осторожно. Но однажды летом случилось так, что в разведке Найденыш был вынужден залаять. Шли тогда бойцы осторожно, ступая один за другим, соблюдая полную тишину. Найденыш вдруг почуял что-то подозрительное, бросился от разведывательной группы в сторону, в лес. Бойцы рассыпались под деревья, притихли, притаились. Прошла минута, две. И вдруг неожиданно — гавк!..
— Чорт возьми! Предаст своим тявканьем, — выругался я. — Однако, ребята, что-то неладное она заметила…
Раздвинув кусты я с несколькими бойцами пошел туда, откуда донесся голос овчарки. И мы увидели: Найденыш, распластав между кочек немецкого разведчика, лежал у него на груди, зубами он крепко стиснул его руку, из которой вывалился автомат с продолговатой обоймой.
Пленного подобрали.
— Ну, как, собачка стоющая?
— Золото, не собака, — отвечали разведчики, — если бы не она, то этот гусь нас бы выследил.
Пленный стоял с поднятыми руками и поочередно смотрел на всех нас помутневшими, как от угара, глазами. Его обыскали. Ничего особенного при нем не было: карта, компас, автомат. Железная бирка с номером, привязанная к шее, свидетельствовала о подлинности его арийской крови. Еще обнаружили при нем записную книжку, новенькую, без единой записи, несколько порнографических карточек и вместе с ними в бумажнике черный Железный крест. Фашист, опустив руки, сказал: «Капут Гитлер — Гитлер капут!» Пошарив в кармане брюк, он достал скомканную советскую листовку с текстом на немецком языке, ткнул пальцем в то место, где в рамке был отпечатан призыв и пропуск для перехода на сторону Красной Армии.
Затем он молча взял из моих рук Железный крест, повертел его на грязной ладони, плюнул на свастику и швырнул крест в траву.