К управляющему он сразу пошел, даже завтракать не стал, не хотелось. Арсентий по дому ходил полуголый, белотелый, живот выпустив. Видно, не больно его служба заматывала. И жилье было под стать хозяину: просторный пятистенок с мягкими дорожками, с коврами, с тусклым блеском полированной мебели, с тюлевым водопадом штор от потолка до пола, с тяжелыми кистями бархатных скатертей. Недурно жил управляющий.
А с телевизором все удачно получилось и быстро. Там и дел-то было: конденсатор подпаять да лампу посадить на место. Словом, через полчаса телевизор говорил и показывал как миленький.
Управляющий восхищенно чмокал губами, торжествовал:
– Во! Вот это да! Вот это я понимаю! Ну, спасибо! А то вези нашим чертям из района, так всю душу вымотают. Десять раз будешь ездить. Это за тридцать-то верст.
Степан привык к таким речам, про себя лишь посмеиваясь, как люди в наше время считают чуть ли не колдовством такую обыденную вещь.
Денег с управляющего он, конечно, не взял. Но пришлось остаться позавтракать и бутылку выпить, чтобы Арсентий не обиделся. Управляющий мужиком был неплохим, давно уже в хуторе работал, мать его хвалила.
Выпить решили на свежем воздухе, во дворе. От колбасы, сыра, каких-то консервов из пузатого ЗИЛа Степан решительно отказался.
– Я тоже все это, – махнул рукой управляющий, – не уважаю. Мы по-нашему, по-крестьянски.
И скоро шкворчала на столе яичница, зеленый снопик лука лежал, белея нежными луковками, желтело свежее масло в мисочке.
Выпили по первой, заговорили. О машинах речь зашла.
– А ты не думаешь покупать?
– С каких доходов? – засмеялся Степан.
– Э-э, парень, – крякнул управляющий. – С такой головой… Ну-ка, давай по второй, – он выпил и с удовольствием захрустел белой луковицей. – Говоришь, с каких доходов, – продолжал он. – Ты сейчас любой двор у нас возьми… Ну, кроме тех, где алкаши или лодыри. Возьми любой двор, так если машины нет, значит, она на книжке лежит. Вот так, – лицо Арсентия в улыбке расплылось. – А ты говоришь – доходы. Твои-то годки, гляди: у Михаила Кривошлыкова – «Жигули», у Маркеловых, у обоих, у Ивана – «Москвич», у Вальки – «Запорожец», про Тарасовых и говорить нечего, те самолет купят, не поморщатся. Ну, Алешка… Алексей, тот уже три машины, наверное, пропил. Но мотоцикл все равно имеет. Вот так! Не-ет… Чего зря грешить. Механизаторы у нас живут – хоть раскулачивай. Да и в животноводстве за привесы неплохо получают. Вот так! А с твоей головой… Бросай к черту этот завод. Привози своих, и гарантия… Я тебе гарантию даю: через два года на машине будешь.
Случай был удобный, и Степан, словно не всерьез, сказал:
– Ну приеду, положим. А где работать?
– Здорóво… – покачал головой Арсентий. – Работать… Ты же по электрической части. Видел комплекс? Армяне который делали?
– В прошлом году видел.
– Ну вот, уже монтаж кончаем. Где-то в сентябре пустим. Там по электрике – кричи! – специалист нужен. И механика надо. Сто сорок рублей – пожалуйста.
– Ну а жена где? – все так же со смешком, будто не всерьез, продолжал Степан. – Она – экономист, бухгалтер.
– Да там же, в комплексе, – отвечал Арсентий. – Или учетчицей. Я этого черта все равно прогоню. Пьет, хоть ты его убей… Много ей не будет, а восемьдесят рублей – это тоже деньги. Вот так. И я тебе вот что скажу. Это, парень, раньше все нос воротили – деревня, мол, навоз. В нашем колхозе, я тебе скажу, при наших землях жить можно. И неплохо. От нас люди не вижу чтоб убегали, нет, не вижу. А что там город, культура и прочее! Это, я тебе скажу, ерунда. Может, молодежи и нужны всякие танцы, клубы, а постарше, семейным, в наше время главное – работа. Хорошая работа, получаешь хорошо, с харчами достаток, жильем не обижен – все в порядке. Живи – не тужи. А культура, я гляжу, у всех одинаковая. Брат у меня двоюродный в городе. Катерина, сестра, в районе. Культура у всех одинаковая – телевизор глядеть. Вот и всё.
Так они просидели, пробеседовали до самого полудня. Мать уже корову подоила, когда Степан домой вернулся.
– Ты где, мой сынок, бродишь? – спросила она. – Бабушка вон говорит: спал-спал и пропал.
– Гляну – спит, гляну – спит, – подсмеивалась бабка.
– И-и, Господи, – процеживая молоко, говорила мать, – чего ж им в городе не спать, на всем на готовом? И хлебушка им привезут, и молока, спи себе да спи. Попей, мой сынок, парного, – налила она кружку.
Степан выпил молоко и раздумывал о своем – о том времени скором, когда рано или поздно возиться с коровой будет Ольга. Раздумывая об этом, Степан спросил у матери рассеянно:
– Ты ее три раза доишь?
– А как же, мой сынок! Да пока еще по-божески, сюда гоняют. А вот с той недели придется в обедах на летник бегать. И не доить нельзя. Прямо беда.