– Ты откуда? – проговорил он, обнимая ее. – А мама где?
– Она бегом не хочет.
Степан пошел встречать. Ольга в обеих руках несла – сумку и чемодан. Увидев мужа, она остановилась и ношу свою на землю поставила.
– Ты чего как снег на голову? – смеясь, подошел к ней Степан.
– Ой, – сморщилась она, шевеля пальцами рук. – Еле донесла.
– Это ты с автобуса, с грейдера?
– Ну да, на автобусе. Ты, может, ругаться будешь, я путевки взяла, – быстро-быстро начала она объяснять, потому что уже близко к дому подходили. – В завкоме путевка оказалась в наш пансионат, на море, семейная, ехать всем троим, на две недели. Я подумала-подумала, позвонила тебе в цех, Леонтьев говорит – бери. У тебя там какие-то отгулы есть. Ну, я и взяла. Может, думаю, не будет такого случая… А с тобой посоветоваться как? Сюда не дозвонишься! Ехать надо на этой неделе.
– Правильно сделала, – сказал Степан. – Сено уже покосили и свезли. До среды почистим базы и поедем. Покупаемся!.. – счастливо рассмеялся он. – Это хорошо. Я на море ведь ни разу не был. И Аннушка посмотрит. Хорошо.
Мать встречала их у ворот. Бабка стояла рядом, на костыль обеими руками опершись.
– Моя доченька, – жалостливо пропела мать, – да чего же ты не упредила! Степушка бы встренул. Да к нашим не зашла, они бы привезли. Умучалась, моя хорошая.
Тут начались ахи да охи, расспросы да рассказы, и утренняя ругня, конечно, забылась.
Аннушка освоилась быстро. К бабке прилипла, вернее, к прабабке. Та с ней за горохом сходила; и теперь они шелушили зеленые стручки, сидя рядышком на лавке.
– Бабушка, а у тебя зубы тоже от конфет отпали?
– От конфетов, моя хорошая, – засмеялась бабка, – осталось вот, куснуть нечем.
– И у меня от конфет два отпало.
– Кыш, проклятые, – шумнула бабка на кур, которые к самым ногам подобрались.
– Бабушка, можно я их тоже прогоню? – попросила Аннушка.
– Гоняй их дюжей, моя сладкая, весь двор позасрали.
Степан, услыхав эти слова, усмехнулся и на Ольгу глянул.
Та виду не подала. Аннушка, с бабкиным батожком наперевес, пошла вперед.
– Ш-ш-ш, – шипела она, а потом, остановясь, спросила: – Бабушка, а они не кусают?
– Не боись, моя сладкая, не тронут.
– Пойдем-ка в сад, искупаемся, – предложил Степан жене.
– Правильно, сходите. Обмоешься с дороги, моя доча. И Анюшку возьмите, пройдитесь семейно.
Бабка поднялась, сказала:
– Мне надо итить гусей глядеть. Кабы в ячмень не зашли.
– Бабушка, можно я с тобой пойду?
– Пойдем, моя помощница, – довольно улыбнулась бабка. – Собралися стар да млад…
Они пошли через улицу, у холма остановились.
– А она не кусает?! – о чем-то звонко спросила Аннушка.
– Не боись, моя хорошая, не тронет.
Степан с грустью смотрел им вслед. Ах, как стара была бабушка! Согнутая, с каким-то горбом за плечами – откуда он взялся и когда! Голова ее клонилась к земле, хорошо, хоть батожок помогал.
Мать поняла Степана.
– Старенькая у нас бабушка становится, – вздохнула она, – прям никудышная.
Тут на крыльцо вышла Ольга. Она переоделась в легонький открытый сарафан, полотенце взяла. Степан поглядел на жену, улыбнулся. Они жили пять лет. А Ольга вроде не менялась. Даже хорошела. После родов как-то налилось ее тело, чуть располнев. Стало по-настоящему женским. Округлились плечи, руки. Бедра и грудь потяжелели и стали волновать Степана как когда-то, в первые дни.
Ну, пошли, – сказал он, коротко хохотнув, потому что Ольга поняла его взгляд, да и мать, кажется.
– Идите, мои детки. Не грех на люди показаться.
А Степан вдруг вспомнил Полину. Вспомнил – и снова хохотнул, снисходительно, на мгновение поставив ее рядом с Ольгой. Такое сравнение, конечно, было смешным и жалким.
После купания и обеда спали. Долго, часов до четырех. А когда поднялись, то увидели: мать с бабкой картошку моют. Порядочно намыли. Картошка была крупная, ровная, без чернинки. Аннушка тоже старалась, возле нее тазик стоял.
– Ой, сколько, – удивилась Ольга. – Да хорошая какая… – нагнулась она. – У нас, считай, сейчас никакой. Гниль одна. А на базаре по пятьдесят копеек.
– По пятьдесят! – ужаснулась мать. – Вот люди деньги гребут! Вот бы набрали да на базар, как умные люди делают. Вот и копеечка б была.
– А зачем ее моете?
– Спроси у Анюшки, – засмеялась мать. – Расскажи, внучка, папке с мамкой. Они же в крестьянстве не понимают.
– Будем киселек варить, – серьезно объяснила Аннушка. Она картофелину мыла старательно. Платье было мокрым.
Ольга к дочери подошла, присела и, будто помогая, тронула рукой воду. И тут же потянула Аннушку к себе.