На лестничной площадке мы остановились. Он рассказал, что ездил в марте в Смоленск: «Маму застали еще живой. Какие муки она переносила! Была в сознании и понимала, что мы приехали хоронить. Ах, как это страшно! И на самом исходе сказала такие слова: «Не-си-те меня в ро-ов».
Мы сошли вниз, и он сказал: «Ванечка, — никогда прежде он так не называл меня, — оставим все между нами».
Пожали мы друг другу руки, и он ушел. Ушел от меня навсегда.
Мы расстались по-братски нежно, как бы только до скорой непременной встречи вновь. И я ждал ее. Но ни через неделю, ни через год встреча не состоялась. Я и тогда понимал, что быть братом совсем не значит быть другом: братьев не выбирают.
Позже мне стало известно, что все последующие годы Александр Трифонович, недомогая, продолжал работать не щадя себя, и, естественно, было ему не до родных — оставлял это «на потом», как он выразился в одном из писем ко мне.
Хоронить Александра Трифоновича я прилетал из Сибири, где живу по сей день.