После разговора с вежливой дамой из Общества зашиты животных Небесная догадалась, что сыщик, который забрал собаку, ищет Мизинца. Она же, наоборот, искала Мизинца в надежде найти собаку.
На очереди был визит к Малышу Блэки.
Она наняла старый «меркьюри», принадлежавший бандитского вида негру, который занимался частным извозом без лицензии. Это был тощий, долговязый парень с подвижным, нервным лицом, какой-то черно-бурой кожей и живыми красными глазками. Он курил марихуану, а потому, по мнению Небесной, заслуживал всяческого доверия.
Когда она вышла из ресторана и села на заднее сиденье, долговязый, накурившись травки, мирно посапывал за рулем.
— Развернись и поезжай в сторону Ленокса, — распорядилась Небесная.
Долговязый отжал сцепление и мастерски развернулся прямо из правого ряда.
— Я знаю, водить ты умеешь — каждый раз можешь мне свое искусство не демонстрировать, — съязвила она.
Долговязый ухмыльнулся ей в зеркало заднего вида, чуть не сбив при этом женщину с коляской, которая переходила дорогу.
Только они миновали поворот на Восьмую авеню, Небесная, совершенно случайно, заметила, что из проезжавшего по противоположной полосе «плимута» высунулась та самая собака, которую она искала.
— Шеба! — завизжала она. — Разворачивайся!
Долговязый, который накурился до одури, от этого пронзительного крика совершенно потерял голову. Он знал, что его зовут не Шеба, но не знал, кто такая Шеба. «Впрочем, — подумал он, — старая ведьма испугалась Шебы, и этого достаточно».
И, даже не повернув головы, он с остервенением стал вертеть руль влево.
Завизжали тормоза. Закричали люди. Две ехавшие сзади машины столкнулись. Мчавшийся навстречу городской автобус так резко затормозил, что пассажиры попадали со своих мест.
«Меркьюри» накренился и, не вписавшись в поворот, въехал на тротуар. Какой-то инвалид, подпрыгнув, как кенгуру, метнулся к двери закусочной. Проповедник в черной сутане с криком «Господи, помилуй и спаси» сбил с ног пожилую даму.
Передним бампером «меркьюри» опрокинул деревянный лоток с религиозной литературой, и на тротуар высыпались двадцать четыре «штакета» с марихуаной.
Но долговязый ничего этого не видел. Он доверился судьбе и своему автомобилю.
— Езжай за той машиной! — закричала Небесная.
— За какой?! — На улице действительно машин было много.
— Она свернула на Восьмую!
В этот момент он уже проскочил поворот на Восьмую авеню и ехал в правом ряду со скоростью пятьдесят миль в час, однако все это не помешало ему сделать еще один, совершенно умопомрачительный разворот, подрезав такси и проскочив перед самым носом у крытого фургона. Зашуршали шины, послышались ругательства, однако «меркьюри», чуть не оседлав старый седан с откидным верхом, до отказа набитый женщинами и детьми, уже мчался по Восьмой авеню. Женщины, сидевшие в седане, громко заголосили от ужаса.
Где-то сзади раздалась заливистая трель полицейского свистка.
— Не останавливайся! — закричала Небесная.
— А я разве останавливаюсь?! — буркнул долговязый через плечо и, впритирку объехав седан, нажал на педаль газа.
— Смотри куда едешь, черномазый псих! — крикнул вслед ему водитель седана, многодетный отец с глазами навыкате.
Но «меркьюри», оторвавшись, уже догонял «плимут» Гробовщика.
— Это он! — заорала Небесная. — Не подъезжай слишком близко!
— Черт, тогда я лучше его обгоню, — откликнулся долговязый.
Гробовщик обратил внимание на обогнавший его старый, побитый «меркьюри». В другое время он взял бы на себя обязанность дорожного полисмена и догнал бы нарушителя, но сейчас времени не было.
«Очередной лихач, какой-нибудь чернокожий Стерлинг Мосс, испытывающий машину перед гонками. В Гарлеме таких полно. Накурятся травки и носятся как безумные на своих колымагах. — Ему показалось, что, кроме водителя, в «меркьюри» никого нет. — Черт с ним, если сам не разобьется, все равно рано или поздно в полицию попадет», — подумал Гробовщик и выбросил «меркьюри» из головы.
Когда он подъехал к табачной лавке Папаши, «меркьюри» скрылся из виду.
Как и у табачных магазинов компании «Юнайтед тобэкко сторз», входная дверь в лавчонку Папаши была выкрашена в ярко-красный цвет. Папаша, правда, назвал свое заведение «Риюнайтед тобэкко сторз»[4], и ничего нельзя было с этим поделать.
Шторы на витрине были задернуты.
Гробовщик взглянул на часы. Семь минут седьмого. Тень от доходного дома напротив падала на табачную лавку. «Что-то рановато они сегодня закрылись», — подумал Гробовщик, и от тревожного предчувствия у него засосало под ложечкой.