— Это мой мужик! Не лезь к моему мужику!
Томми настолько потрясён, что не успевает остановить её, и она вцепляется ему прямо в лицо своими когтями.
Тут заваривается каша: Томми вскакивает и бьет парня прямо в лицо, так что тот мешком валится на лавку. Я вскакиваю и стрелой бросаюсь к тому самому кудрявому гондону за стойкой, хватаю за волосы, пригибаю ему голову и несколько раз пинаю в лицо.
Один пинок ему удаётся перехватить рукой, но второй достигает цели, хотя вряд ли причиняет особенную боль, потому что на мне — мягкие кроссовки. Он вырывается из моих рук и встает: на лице у него озадаченное выражение. Если бы говнюк захотел в тот момент врезать мне, он бы сделал это легко, но вместо этого он просто разводит руки в стороны и говорит:
— В чём дело, бля?
— А ты думал, я шутки шучу? — говорю я.
— Что ты гонишь? — Видно было, что кудрявый гондон пребывает в искреннем недоумении.
— Я вызову полицию! Валите отсюда, или я вызову полицию! — встревает бармен, снимая трубку с телефона для пущей убедительности.
— Не хулиганьте здесь, ребятки, — предупреждает толстяк из команды игроков в дартс.
Он всё ещё держит в руках несколько дротиков.
— Я тут ни при чём, приятель, — говорит мне гон дон с волосами «штопором».
— Извини, я чего-то недопонял, типа, — говорю ему я.
Парочка, из-за которой вся хуйня и заварилась, выскальзывает за дверь.
— Ублюдки сраные! Это мой мужик, — кричит уже из-за дверей женщина.
Я чувствую руку Томми у себя на плече.
— Пошли, Гроза. Пора отсюда сваливать, — говорит он.
Но жирный ублюдок в майке с названием бара и изображением доски для игры в дартс, под которой написано «Стью», всё никак не может угомониться.
— Не нарывайся на проблемы, приятель! Это не ваш паб. Мне знакомы ваши рожи — вы дружки того придурка ненормального и паренька Уильямсонов, который ещё волосы в хвост забирает. А эта шобла наркотой приторговывает, уж я-то знаю. Нам здесь такого дерьма, как вы, не нужно.
— Мы не торгуем наркотой, приятель, — говорит Томми.
— Ага. В этом пабе пока не торгуете, — продолжает жирный мудозвон.
— Да уймись, Стью. При чем здесь парни? Это всё из-за Алана Вентерса и его курицы. Они долбаются так, что ни одному гондону в нашем городе и не снилось. Ты же сам знаешь, — оборвал его другой парень с тонкими светлыми волосами.
— Пусть разборки устраивают у себя дома, а не в пабе, — добавляет ещё один из игроков.
— Кухонный бокс, вот они чем здесь занимаются. Мешают выпивать спокойно людям, — соглашается светловолосый.
Самое опасное — это улица. Я боюсь, что они увяжутся. Я быстро выхожу за дверь, а Томми поспешает за мною следом.
— Иди помедленнее, — говорит он.
— Отвянь. Давай свалим отсюда, короче.
Мы идём по улице. Я оглядываюсь, но ни один мудак не выходит из паба. Впереди — только та самая психованная парочка.
— Я всё же хотел бы перемолвиться словечком с этим пидором, — говорит Томми, набирая ход.
Я засекаю приближающийся автобус. Номер двадцать второй. Наш.
— Забей всё в жопу, Томми. Автобус идет. Поехали.
Мы добегаем до остановки, вскакиваем в автобус и сразу залазим в хвост на второй этаж, хотя нам ехать всего лишь несколько остановок.
— У меня с лицом всё в порядке? — спрашивает Томми, когда мы садимся.
— Всё, как обычно. Жуткая морда. Эта телка разве только кое-что подправила, — говорю я ему.
Он смотрит на своё отражение в окне автобуса.
— Сраная шлюха, — ругается он.
— Два сапога пара — что она, что её мужик, — говорю я.
Это очень круто со стороны Томми — то, что он врезал чуваку, а не клюшке, хотя поцарапала его именно клюшка. Я натворил кучу такого в своё время, за что мне стыдно, но телок я никогда не бил. То, что говорит Кэрол, — полная хуйня. Она сказала, что я применил к ней насилие, но я ни разу её не бил. Я просто дёржал её, чтобы мы могли поговорить спокойно. Но если ей верить, это такое же насилие, как если бы я бил ее. Я так не считаю. Я просто держал её, чтобы мы могли спокойно поговорить, — вот и всё.
Когда я сказал это Ренте, он ответил, что Кэрол права. А я сказал, что она может приходить и уходить, когда и куда ей заблагорассудится. Но это все хуйня полная. Я всего-то хотел, чтобы мы спокойно поговорили. Франко со мной согласился. «Ты не понимаешь ничего в таких делах», — сказали мы Ренте хором с Франко.
Всю дорогу в автобусе я нервничал и меня тошнило. Наверное, то же самое чувствовал и Томми, потому что мы с ним ни о чём не говорили. Впрочем, завтра утром мы уже будем сидеть в каком-нибудь пивняке вместе с Рентой, Бегби, Кочерыжкой, Кайфоломом и всеми остальными и хвастать, как мы этих козлов уделали.
Кочерыжка и Рентон сидят в одном из пабов на Королевской Миле. Паб сработан с закосом под американский «тематический» бар, но в итоге больше напоминает помесь дурдома и свалки антикварного барахла.
— Охуительно забавно, чувак, типа… ну, что нас послали на одну и ту же работу, прикинь? — говорил Кочерыжка, прихлебывая свой «Гиннесс».
— По мне, так это полный облом, приятель. На хуй сдалась мне эта работа? Страшно даже подумать об этом. — И Рентон качает головой.
— Ага, и я, типа, поколбасился бы, типа, ещё на вольных хлебах, прикинь?
— Беда в том, Кочерыжка, что если ты нарочно просрёшь интервью, то эти гондоны позвонят в отдел пособий и тамошние ублюдки перестанут посылать тебе чеки. Со мной такое в Лондоне случилось. Мне тогда сделали последнее предупреждение.
— Ага… типа, у меня тоже что-то вроде того. Ну и что, типа, мы делать будем?
— Ну, надо попробовать отнестись к делу с энтузиазмом, но при этом все же просрать интервью. Пока ты изображаешь из себя бодрячка, они не могут послать тебя на хуй. Если мы будем вести себя естественно, то, ясное дело, работы как своих ушей не видать ни тебе, ни мне. Но загвоздка в том, что если просто сидеть и мотать головой в ответ на все их вопросы, то эти гондоны как пить дать позвонят в отдел и скажут: «Да этим говнюкам просто ни хрена не нужно».
— Я не справлюсь, чувак… прикинь? Мне, типа, это в такой напряг — говорить и все такое… ну, ты понял. Я, типа того, очень застенчивый… прикинь?
— Томми дал мне немного спида. Когда у тебя интервью, повтори?
— Не раньше полвторого, типа.
— Клёво, а у меня в час. Встретимся здесь в два. Я дам тебе мой галстук и немного спида. Взбодрись и продай себя подороже, прикинь? А пока давай анкеты заполним.
Они положили анкеты на стол перед собой. Анкета Рентона была уже наполовину заполнена — пара строчек в ней привлекла внимание Кочерыжки.
— Ого… а это, типа, чувак, что такое? «Джордж Хериотс»? Ты же ходил в школу в Лейте, чувак…
— Кто же не знает, что в этом городе хорошую работу дают только тем, кто ходил в пафосную школу? Так что они не рискнут предложить выпускнику «Джордж Хериотс» работу носильщика в гостинице. Такие вакансии только для нас, для быдла. Так что ты тоже напиши что-нибудь в этом роде. Если они увидят что-нибудь типа обычной районной школы, они тут же предложат тебе работу… ну бля, я пошёл. Говори что хочешь, только не опаздывай. Увидимся здесь.
Менеджер-стажер представил меня прыщеватому типу в крутом костюме с плечами, усыпанными перхотью, похожей на сраный кокаин. Мне сразу захотелось скатать пятерку в трубочку и занюхать у парня прямо с пиджака. Похожее на куриную жопу лицо в прыщах полностью портило то впечатление, которое это маленькое надутое говно явно хотело производить на людей. Даже когда я очень плотно сидел на игле, я выглядел намного лучше, чем этот хмырь. Этого гондона здесь явно держат на побегушках; главный же, несомненно, вон тот надутый жирный козел средних лет, рядом с которым сидит бой-баба в деловом костюме — явная лесба, — на лице у неё ледяная улыбка, и хотя оно покрыто толстым слоем тонального крема, выглядит всё равно страшнее атомной войны.