— Джентльмены, прошу вас, ведите себя тише, — умолял встревоженный бармен оставшуюся от всей толпы пришедших на поминки небольшую кучку особенно крепко выпивших.
Долгие часы стоического пьянства и ностальгических воспоминаний не могли не завершиться хоровым пением. Они пели от всей души и чувствовали, как им легчает. Бармен мог говорить все, что ему вздумается.
Как не стыдно тебе, Шеймус Брайан,
Ты всех дублинских девок ославил,
Погулял с ними ты и оставил —
Ах как не стыдно тебе, Шеймус Брайан!
— ПРОШУ ВАС! Ведите себя спокойнее, — разорялся бармен.
В маленьком отеле, расположенном в зажиточной части Лейтских Дюн, к подобным гулянкам, особенно по будним дням, персонал был не приучен.
— Какого хуя этот мудак там пиздит? Я что, не имею права, блядь, проводить приятеля в последний, бля, путь? — И Бегби обращает свой хищный взгляд на бармена.
— Эй, Франко! — Осознав опасность, Рентой хватает Бегби за плечо и пытается настроить его на менее агрессивную волну. — Помнишь, как однажды ты, я и Мэтти поехали в Эйнтри смотреть матч национального чемпионата?
— Ага! Ещё бы не помнить! Я, бля, сказал тому мудозвону, который пиздит по ящику, чтобы он проваливал на хуй. Как его, бля, звали-то?
— Кейт Чегуин. Нет, Чеггерс.
— Точняк, Чеггерс!
— Это, типа, чувак из ящика, что ли? «Чеггерс Играет Поп»? Вы о нем? — спросил Гэв.
— Именно об этом пиздоболе мы и говорили, — сказал Рентой и тут же поймал подстрекающий взгляд Франко, явно желавшего, чтобы Рентой поведал всем эту историю до конца. — Мы поехали на матч национального чемпионата, верно? А там эта пизда Чеггерс брал интервью для «Сити Радио Ливерпуль», ну, расспрашивал о всякой хуйне болельщиков, прикинь? Ну вот, тут он направляется к нам, а у нас ни малейшего желания базарить с этим мудаком, но — вы же знаете Мэтти — ему взбрело в голову, что вот он — миг славы, и он начал нести что-то типа «Как клево, что мы сейчас здесь в Ливерпуле, Кейт!» и «Мы тут вовсю оттягиваемся» и всякое прочее говно в том же духе. Затем этот тупой мудак, этот сраный Чеггерс, или как там ещё этого пиздюка звать, тычет свой микрофон прямо в рот Франко. (Рентой показывает на Бегби.) А Бегби ему в ответ: «Да пошел ты на хуй, урод вонючий!» Чеггерс прямо красными пятнами пошел. Впрочем, у них там, на радио, такой прибор, который задерживает прямую трансляцию на три секунды, что бы успеть вырезать лишнее.
Пока все кругом смеялись, Бегби мотивировал свой поступок:
— Мы туда поехали, блядь, смотреть ебаный матч, а вовсе не пиздеть с каким-то мудозвоном с какого-то блядского радио.
При этом выражение лица у него было один в один как у делового человека, которого окончательно извели журналисты своими интервью.
Франко, впрочем, всегда легко находил поводы для того, чтобы беситься.
— А почему здесь нет этого уебка Кайфолома? Мэтти ведь был и его дружбаном, — заявил он ни с того ни с сего.
— Э-э-э… он во Франции, но… с этой тёлкой, типа. Возможно, не мог отлучиться, прикинь… то есть я, типа того… из Франции, типа, — пьяно заключил Кочерыжка.
— А какая мне, на хуй, разница? Рента и Стиви вот из самого Лондона приехали. Если Рента и Стиви мог ли приехать из блядского Лондона, то Кайфолом мог бы приехать и из своей блядской Франций.
Восприятие Кочерыжки было серьезно нарушено воздействием алкоголя. Он продолжал с тупым упрямством упираться:
— Да, но, э-э-э… Франция-то дальше… к тому же мы имеем в виду, типа, юг Франции. Прикинь?
Бегби бросил на Кочерыжку недоверчивый взгляд. Видимо, до того что-то не дошло. Сверкнув глазами, он повторил свою фразу медленнее, громче, причём странная гримаса искривила при этом его жестокий рот.
— Если Рента и Стиви могли приехать из блядского Лондона, то Кайфолом мог бы приехать и из своей блядской Франции!
— Да… да, конечно, ты прав. Надо ему было напрячься. Похороны Мэтти, типа, и все такое, прикинь?
Кочерыжке подумалось, что консерваторы в Шотландии могли бы победить, будь у них несколько таких, как Бегби. Дело ведь не в том, что ты говоришь, — дело в том, как ты это говоришь. Бегби умел говорить доходчиво.
Стиви чувствовал себя не в своей тарелке: он был непривычен к подобному времяпрепровождению. Франко обхватил одной рукой за шею его, а другой — Рентона.
— Как здорово снова встретиться с вами, мудилами. Я вас обоих охуенно люблю. Стиви, присматривай за этим мудаком там, в Лондоне.
Затем, обернувшись к Рентону, Бегби прибавил:
— Если ты пойдёшь той же хуёвой дорожкой, что и Мэтти, я лично будут разбираться с тобой. Запомни, Франко за базар, бля, отвечает.
— Если я пойду той же хуевой дорожкой, что и. Мэтти, разбираться будет уже не с кем.
— Я найду с кем ты уж, бля, не волнуйся. Я выкопаю твое сраное тело из могилы и протащу его за хуй по всему Лейт-уок. Усёк?
— Меня радует, что ты обо мне заботишься, Фрэнк.
— Ещё бы, бля, я бы о тебе не заботился! Друзей в беде не бросают. Верно я, бля, говорю, Нелли?
— А? — пьяным голосом отозвалась, медленно поворачиваясь, Нелли.
— Я тут просто, на хуй, говорю вот этому вот мудозвону, что друзей, бля, в беде не бросают.
— Охуенно верно сказано.
Кочерыжка и Элисон болтшш друг с другом. Рентой ускользнул от Франко, чтобы присоединиться к ним. Тогда Франко переключился на Стиви: схватив его за плечи, он стал демонстрировать его Нелли, сообщая ей при этом, что лучше мудозвона в жизни не встречал.
Кочерыжка обернулся к Рентону:
— Я тут объяснял Эли, какое кругом, типа, говно творится, чувак. Для парня моих лет я уже посетил, типа, слишком много похорон. Как ты думаешь, кто следующий?
Рентой пожал плечами:
— По крайней мере мы всегда к этому готовы. Если бы за пережитые обломы давали ученую степень, то я уже давно был бы доктором.
Когда бар закрылся, они вышли в холодный ночной воздух и направились на квартиру Бегби, неся с собой прихваченную выпивку. Они уже провели не менее двенадцати часов, бухая и разглагольствуя на тему, почему жизнь Мэтти сложилась именно таким образом. На самом деле те из них, кто был более склонен к размышлениям, давно уже поняли, что, даже если они сложат до кучи все свои догадки, они так и не разгадают эту мрачную тайну.
Случившееся не стало для них ничуть ясней.
— Валяй попробуй маленько, отличная штука, — говорит она, протягивая мне косяк.
Какого хуя меня сюда занесло? Я же собирался пойти домой, переодеться, а затем смотреть телевизор или пить пиво в «Принцессе Диане». Это всё из-за Мика, из-за Мика и из-за его мудацкой идеи пропустить по маленькой после работы.
И вот я чувствую себя здесь полным идиотом, сидя в костюме и галстуке среди ребяток в джинсах и футболках, которые воображают себя прожигателями жизни. Шуты гороховые, вот кто они такие.
— Оставь его в покое, Паула, — говорит женщина, с которой я познакомился в пабе.
Она пытается залезть ко мне в трусы с очевидным безрассудным упорством, которое так характерно для подобных ситуаций в Лондоне. Скорее всего предприятие это увенчается успехом, несмотря на тот факт, что, когда я отправился в туалет и попытался представить себе, как она выглядит, я не смог вызвать в памяти даже приблизительного образа. Подобные особи — это обычно редкостные дуры с пластмассовыми мозгами. Быстренько их выебать, а затем бросить — вот и всё, что с ними могли сделать. Я сейчас рассуждаю как Кайфолом, но в сложившейся здесь и сейчас обстановке это единственно разумное рассуждение.
— Ну давай, мистер Галстук. Уверена, ты ничего подобного в жизни не пробовал.
Я отпиваю из моего стакана с водкой и изучаю клюшку. У неё хороший загар, ухоженные волосы, но вместо того чтобы скрыть её нездоровый и изможденный вид, это его только подчеркивает. Ясный случай: ещё одна дура, которая пытается выглядеть круто. На кладбище таких лежит вагон и маленькая тележка.