И тут Нина вспомнила про перчатки. По рассеянности она позабыла их на комоде в комнате Энди. Она тут же извинилась перед Джеффом:
— Ладно, я согласна, только погоди, в туалет схожу.
Перчатки лежали там же, где она их оставила. Она подобрала их и положила в карман куртки, но там уже находились её мокрые трусики, так что пришлось тут же вынуть их и переложить в другой карман. Она снова посмотрела на Энди. Что-то в нём явно было не так. Кожа блестела от пота. Затем она увидела, как труп дернулся. Боже, он действительно дёрнулся! Затем он дёрнулся ещё раз. Она взяла дядюшку за руку — рука была тёплой.
Нина сбежала вниз по лестнице:
— Дядюшка Энди! Мне кажется, мне кажется… вам нужно сходить туда… похоже, он… похоже, он… он всё ещё жив…
Все присутствующие недоуменно посмотрели на неё. Кении отреагировал первым: он помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки враз. За ним устремились Дэйви и доктор Сим. Элис била нервная дрожь, она стояла с открытым ртом и, видимо, не вполне понимала, что происходит.
— Он хороший был… не бил меня никогда… — бормотала она, словно в бреду.
Затем стадный инстинкт все же вынудил её последовать за остальными.
Кении потрогал потный лоб брата, а затем взял его за руку.
— Да он горячий! Энди не умер! ЭНДИ НЕ УМЕР!
Сим уже собрался было обследовать тело, когда его отпихнула в сторону Элис, которая, стряхнув с себя наконец оцепенение, упала на теплое, облаченное в пижаму тело.
— ЭНДИ! ЭНДИ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Голова Энди качнулась из стороны в сторону, но глупое, застывшее выражение на его лице оставалось прежним, а обмякшее тело не шевелилось.
Нина нервно хихикнула. Элис схватили и оттащили в сторону, словно опасного психического больного. Мужчины и женщины суетились вокруг неё и говорили что-то утешительное, а доктор Сим тем временем осмотрел тело.
— Увы, мистер Фицпатрик всё же мёртв. Сердце не бьётся, — мрачно заявил Сим.
Затем он засунул руку под покрывало, отошёл от кровати и выдернул штепсель из розетки. Потянув за белый шнур, он вытянул из-под кровати выключатель.
— Кто-то оставил включённым электрическое одеяло. Это объясняет теплоту тела и потливость, — заявил он.
— Боже мой, ну и дела, — рассмеялся Кении, но, увидев, как сверкнули глаза Джеффа, принялся оправдываться: — Энди бы сам ржал как надорванный. У него с юмором всё в порядке было, — и развёл руками.
— Говно ты такое… тут же Элис… — проговорил, запинаясь, Джефф, перед тем как молнией вылететь из комнаты.
— Джефф, Джефф, погоди, приятель… — кричал ему вслед Кении, но входная дверь уже хлопнула.
Нине казалось, что она лопнет от смеха. У неё даже закололо под ребрами от того, что она изо всех сил пыталась сдержать смех. Кейти обняла её.
— Всё в порядке, солнышко. Успокойся. Не переживай. — И тут Нина поняла, что рыдает, словно малое дитя. Рыдает самозабвенно и навзрыд, чувствуя, как напряжение оставляет её и как тело её безвольно мякнет в объятиях тетки. Воспоминания, светлые детские воспоминания овладели всем её существом. Воспоминания о том счастье и любви, окруженная которыми она когда-то жила в доме дядюшки Энди и тетушки Элис.
Победа, одержанная в первый день нового года
— С Новым годом тебя, говнюк ты эдакий! — И Франко заключил Стива в свои объятия.
Стиву показалось, что ему порвали несколько шейных мышц, прежде чем, напряженный, трезвый и настороженный, он вырвался из объятий и тут же попытался ответить на приветствие со всей сердечностью, на которую был способен.
Затем пришлось ответить ещё на целый ряд приветствий — кто-то сокрушал его пятерню в своей, хлопал с размаху по каменной спине, целовал его тугой и неласковый рот. Но все, что волновало его в настоящий момент, сводилось к словам «телефон», «Лондон» и «Стелла».
Она не позвонила. Хуже того, когда позвонил он, её не оказалось дома. И на квартире у матери ее тоже не оказалось. Уехав в Эдинбург, Стив оставил поле боя в полном распоряжении Кейта Милларда. Сукин сын наверняка этим воспользовался. Наверняка они сейчас снова были вместе, как и прошлой ночью. Миллард был бездельником, впрочем, как и Стив и как Стелла, но, поскольку Стелла в глазах Стива казалась также самым прекрасным существом на земле, это делало её бездельницей в меньшей степени, а может, даже и вовсе не бездельницей.