Старший лейтенант Чернов Владимир Андрианович родился в 1912 году в селе Алексеевка Базаро-Карабатского района Нижне-Волжского края. Русский. В Красной Армии с 1933 года. В 1939 году окончил Военное авиационное училище летчиков. В полк прибыл в 1940 году на должность младшего летчика, в дальнейшем был назначен адъютантом эскадрильи.
В конце июля 1941 года авиаполк вел боевую работу главным образом в районах севернее и северо-западнее городов Балта, Слободка, Кодыма, Вапнярка. Четверками и шестерками «мигов» осуществлялась разведка, звенья «чаек» наносили штурмовые удары по войскам противника. Летчики полка также сопровождали на штурмовки «чайки» 299-го ШАП, осуществляли прикрытие своих наземных войск.
27 июля в полдень аэродром Осиповка, где еще оставались наши самолеты, подвергся нападению четверки «мессершмиттов», которые спикировали и пулеметным огнем обстреляли стоянки самолетов. В этот момент из самодельной зенитной установки, которую смонтировали мастера-оружейники, по одному из «мессов» был открыт внезапный пулеметный огонь. Немецкий летчик, не выводя самолет из пикирования, врезался в землю рядом со стоянкой самолетов; другие вражеские истребители поспешили убраться с аэродрома. К сожалению, фамилия оружейника, смонтировавшего пулеметную установку, осталась неизвестной. При обстреле «мессами» штабной палатки погиб писарь полка сержант Грунин Александр Иванович.
Восьмерка «чаек», возглавляемая капитаном Солнцевым, штурмовала колонны войск противника в районе Васлуй, вела воздушный бой с группой Me-109, в котором Борис Смирнов сбил одного «мессершмитта». В третьем вылете группа «чаек» и «ишачков» штурмовала автоколонну противника в районе Лесничевка, где противник вел интенсивный зенитный огонь. Самолет сержанта Андрея Щербаченко был сильно поврежден, пилот получил ранение. После посадки Андрей был направлен в госпиталь и в полк не возвратился.
Воздушной разведкой было установлено скопление автотранспорта, боевой техники и живой силы противника в районе южнее Кодымы, там враг сосредоточивал силы для перехода в наступление. Обстановка требовала немедленных штурмовых ударов по скоплению врага, в кратчайшее время следовало задержать его выдвижение на как можно более продолжительное время.
Для выполнения этой боевой задачи были мобилизованы все исправные «ишачки» и «чайки» — всего 12 самолетов. Возглавить эту штурмовую группу было поручено комэску капитану Солнцеву. Тройка «мигов» под руководством Александра Покрышкина имела задачу прикрыть боевые действия штурмовиков. В связи с тем, что в 1-й эскадрилье почти все летчики уже пали в боях с врагом, пришлось срочно формировать сборное звено из других подразделений, поэтому в качестве ведомых в звено сопровождения вошли Николай Лукашевич и я, автор этих строк.
Это наспех собранное звено впервые шло на задание в таком составе. Ведомые не знали особенностей поведения в воздухе своего ведущего, хотя было известно, что с Александром летать непросто, да и сам он этого не скрывал.
Мы, ведомые, не были необстрелянными новичками, уже имели, как и все летчики, боевой опыт. Не один боевой вылет был у нас за плечами, мы начинали боевую работу вместе с нашим ведущим с первого дня войны, только в разных подразделениях, и каждый по-своему подходил к боевому вылету. Однако уже с самого начала нам показалось странным, что Александр ни словом не обмолвился о порядке прикрытия «чаек», о боевом порядке звена, дистанциях и интервалах ведомых, хорошо зная, что плотный боевой порядок неудобен для маневра, о порядке действий на случай встречи с вражескими истребителями и воздушного боя — словом, обо всех элементарных вещах.
Звено «мигов» следовало в плотном боевом порядке клина самолетов, Николай Лукашевич находился слева от ведущего, а я справа. Сомкнутый боевой порядок трехсамолетного звена сильно затрудняет наблюдение за воздухом: во избежание столкновения в поле зрения все время должен быть ведущий, а маневрирование в таких случаях сильно ограничено и затруднено. Казалось бы, чего проще — взять и увеличить интервалы и дистанции между самолетами, и все проблемы сразу были бы решены. Но ведомым не дано право предлагать, а ведущие, сами не испытав таких неудобств, спокойно смотрели на это. Сомкнутый боевой порядок все считали незыблемым. Так, и Александр, вылетая на задание и зная о неудобствах сомкнутого строя, не нашел нужным внести корректировку в боевой порядок. Все знали и осуждали организационную структуру звена из трех самолетов и сомкнутый боевой порядок, но ни «сверху», ни «снизу» не нашлось смельчаков изменить эту порочную практику. Только спустя некоторое время, когда во фронтовой авиации в целом произошли коренные преобразования в организационной структуре, были изменены и боевые порядки, но это произошло не ранее Кубанского воздушного сражения 1943 года.
Итак, наше звено «мигов», возглавляемое Александром Покрышкиным и следовавшее по маршруту на значительной от «чаек» высоте, было внезапно атаковано группой «мессов», которые зашли со стороны солнца строго в хвост нашей тройке. Конечно, «секрет» внезапной атаки вражеских истребителей заключался не только в том, что они использовали солнце как немаловажный фактор. Мы оказались недостаточно внимательны и осмотрительны, ведь нас встретили на маршруте полета к цели, когда меньше всего следовало ожидать нападения «мессершмиттов».
Осмотрительность — основная аксиома для летчика-истребителя, фактор, исключающий внезапность атаки противника. Первым увидеть врага — львиная доля победы в воздушном бою, так утверждают бывалые летчики. Летчик-истребитель должен «видеть воздух» и все, что в нем движется на зрительной дальности.
К сожалению, в этом полете и в этой обстановке мы что-то упустили, и противник застал нас врасплох. Три пары зорких глаз не усмотрели вражеской атаки, и мы едва не поплатились жизнью — спасло одно мгновение.
Атаку вражеских истребителей мы заметили в последний момент, когда мой маневр самолетом совпал с открытием по нему огня «мессершмиттом». В этот момент Покрышкин резко рванул свой самолет и бросил в левый разворот, я последовал за ним — и огненная трасса «месса» прошла по правой плоскости моего «мига». Переключив взгляд с ведущего в сторону самолетов противника, я продолжал разворот и тем самым не исключил возможности столкновения с самолетом Александра, оторвался от него и потерял из виду. Сделав разворот и выйдя из-под удара «мессов», осмотрелся вокруг, пытаясь обнаружить хотя бы один из «мигов», но безуспешно — ни Александра, ни Николая не было. Сделав еще вираж и не увидев ни своих, ни вражеских самолетов, попытался найти группу «чаек», но их тоже не обнаружил. Здесь мне пришлось решать, как поступить дальше. Пока мы выходили из-под атаки истребителей противника, группа «чаек» ушла далеко вперед к цели.
Никаких «мессершмиттов» у себя в хвосте, как утверждал впоследствии Александр, и вообще в воздухе после первой атаки я не обнаружил, да их и быть не могло. Они после атаки нашего звена проскочили на большой скорости, ушли вверх и скрылись. Однако они могли в любой момент возвратиться, зайти со стороны солнца и, заняв наиболее удобную позицию, вновь атаковать наши самолеты. Это не новшество, не вновь выдуманный тактический прием: так в воздушном бою поступают все истребители, как наши, так и противник, поэтому нужно быть особенно осторожным и осмотрительным в таких случаях.
Я не стал дожидаться, пока «мессершмитты» возвратятся и вновь атакуют мой одиночный самолет. Снизился до высоты полета «чаек» и попытался еще раз осмотреть воздушное пространство, но их не было. Я прошел по маршруту в направлении цели. В таких случаях бесцельно болтаться в воздухе было нецелесообразно, и мне ничего не оставалось делать, как взять обратный курс и топать на свой аэродром, хорошо понимая неписаный закон воздушного боя: «Одиночка — жертва для врага!»
Каково же было мое удивление, когда вскоре возвратился на аэродром Александр, один, без Николая Лукашевича и без сопровождаемых «чаек»!
Вместо обычного объективного разбора боевого вылета и вскрытия ошибок в воздушном бою, Александр призвал в свидетели командира полка майора Иванова и учинил мне разнос, пытаясь представить в моем лице виновника потери им же ведомых двух летчиков и группы «чаек» и найти в этом свое оправдание. Он утверждал, что при атаке «мессов» развернулся влево, а я развернулся вправо, и он защитил хвост моего самолета от атак. Какое несоответствие действительности! Это говорит о том, что он меня потерял и не видел. Если бы я развернулся вправо в момент атаки «мессов», то в этом случае трасса, выпущенная немецким летчиком, прошла бы не по правой плоскости моего самолета, а по самой кабине, и, кто знает, чем бы это закончилось? Остается загадкой, как может находящийся впереди ведущий защищать самолет своего ведомого, находящийся у него сзади, и даже срубить «месса», как он утверждал? Кого он мог сбивать, если в воздухе уже не было «мессов»? Как известно, на самолетах-истребителях турельных пулеметов нет, и летчик может вести огонь только вперед.