Шестерка «мигов» Александра Покрышкина, Александра Гросула, Ивана Зибина, Федора Барышникова, Степана Супруна и Ивана Войтенко обеспечивала путем сопровождения боевые действия четверки бомбардировщиков ДБ-3.
25 сентября пятерка «мигов», И-16 и «чайка» Валентина Фигичева, Викентия Карповича, Кузьмы Селиверстова, Степана Комлева, Николая Лукашевича, Василия Шульги и Леонида Сташевского дважды атаковали бомбами, РСами и пулеметным огнем артиллерию и автотранспорт по дороге Павловка — Акимовка и в районе скопления западнее Ново-Даниловки. В результате ударов выведены из строя батарея артиллерии и до десятка автомашин с живой силой.
27 сентября, с рассвета, автору этих строк была поставлена задача — в паре с Теминдором Паскеевым произвести воздушную разведку гитлеровских войск в районе Федоровка — Матвеевка — Рубановка — Нижние Серогозы.
«Миг», на котором мне предстояло лететь, накануне был перегнан из ремонтных мастерских, и на нем еще не летали. Механик провел предполетный осмотр и доложил, что самолет готов к полету. Я проверил работу мотора, органов управления, показания приборов — все говорило о том, что самолет в исправности.
И вот мы с Тимой (так по-дружески звали моего напарника — высокого, немного сутулого брюнета-татарина) в воздухе. В районе одного из населенных пунктов за линией фронта были обстреляны сильным зенитным огнем. Пришлось этому пункту уделить особое внимание — осмотреть его и окрестности, где могли быть замаскированы вражеские войска. Спустя некоторое время, когда мы еще на несколько километров углубились на территорию, занятую противником, из-под приборной доски моего самолета вдруг брызнуло горячее масло, которое все сильнее и сильнее «орошало» кабину и меня.
«Да, дела плохи!» — подумал я. Создавшаяся обстановка усложнила пилотирование самолета, а если вдобавок к этому еще и масло выбьет, то мотор заклинит и придется падать…
По какой причине выбивает масло, мне было непонятно: то ли шальной осколок зенитного снаряда повредил маслосистему, то ли произошло разъединение масляных трубок — оставалось только гадать. Ясно одно — нужно немедля разворачиваться и возвращаться на свой аэродром, пока не поздно. Масло продолжает усиленно бить в кабину — очки, лицо и комбинезон были уже полностью залиты им. Я стал плохо видеть землю и воздушную обстановку и попытался протереть очки, но только усугубил положение, размазав капли по стеклам. Снять очки тоже было нельзя горячее масло могло попасть в глаза.
Как нужно было в таких случаях радио! Как хорошо было бы в этот момент сообщить ведомому летчику свою ситуацию, дать приказ, как поступить — но радио нет, догадайся, мол, сам, Тима, почему ведущий повернул преждевременно назад? Давление масла постепенно падает. При других условиях нужно было бы производить посадку, чтобы сберечь мотор, но сейчас под крылом вражеская территория, и мне не хочется попадать в руки противника. Нужно тянуть как можно дальше к линии фронта: пусть уж лучше мотор сгорит, но надо долететь до своей территории во что бы то ни стало.
В этот момент пришлось невольно вспомнить об участи многих летчиков, подбитых огнем МЗА противника или в воздушном бою, у которых отказал мотор, — всех тех, кто был вынужден падать на территорию врага. Потом плен, допросы, концлагеря… Спустя некоторое время после невозвращения начстрой, исполняя свой служебный долг, запишет в книгу безвозвратных потерь и отправит на родину пропавшего три строчки: «…пропал без вести, не вернулся с боевого задания».
Очень не хочется, чтобы так писали обо мне, и я тяну на малых оборотах со снижением, сокращая расход масла. Но вот, кажется, спасение — железная дорога Мелитополь — Запорожье, здесь линия фронта, за которой свои войска. Можно подумать и о сбережении мотора. Самолет уже у самой земли, стрелка манометра давления масла почти на нуле. Небольшой доворот влево, где я заметил ровную площадку — и «миг» катится по земле, мотор выключен. Лишь бы не угодить в какую-либо яму!
Как оказалось, я не долетел до своего аэродрома всего несколько километров, приземлившись в одном километре севернее населенного пункта Роскоши. Мой ведомый Тима Паскеев, убедившись в благополучном исходе, развернулся и ушел на свой аэродром.
Вторая вынужденная посадка в поле и все из-за масляной системы — не везет, да и только! Очень скоро к месту приземления прилетел У-2 с командиром полка Ивановым и инженером полка Копыловым. Когда мотор раскапотировали и произвели осмотр, была установлена причина течи масла. Никаких пулевых пробоин и осколочных повреждений не было, в исправности были и все маслопроводы. Дело оказалось «пустяковое» — отвернулась масляная заглушка в правом блоке цилиндров с тыльной его части, и масло под давлением хлынуло в кабину. Недосмотрели ремонтники при восстановлении самолета. Казалось бы, какая ерунда, маленький винтик, но это привело к срыву боевого задания и могло стоить мне жизни. Недаром говорят, что в авиации мелочей не бывает…
Вскоре после убытия командира полка и инженера к месту посадки прибыл на машине механик с запасом масла, и я после заправки взлетел и благополучно приземлился на своем аэродроме.
Ко времени моего возвращения в полку шла интенсивная боевая работа. Четверка «ишачков» Сергея Коннова, Ивана Зибина и молодых пилотов Ивана Войтенко и Дани Никитина барражировала над группировкой наших сухопутных войск в районе Егенгоф — Маяк — Юрьевка. Пятерка «мигов», возглавляемая Константином Ивачевым, с летчиками Кузьмой Селиверстовым, Степаном Комлевым, Александром Гросулом и Федором Барышниковым ушла на штурмовку вражеских войск в районе Воробьевка — Коминтерн — Михайловский. Александр Покрышкин в паре с Николаем Лукашевичем вели воздушную разведку в районе Акимовка — Ивановка, но выполнению задания помешало ухудшение погоды. Пришлось выслать специального метеорологического разведчика — в этом всегда отличался наш Павел Павлович Крюков, ему и было поручено разведать погоду в районе боевых действий.
Вылетевшее на прикрытие наших войск в район Егенгофа звено «ишачков» Сергея Коннова, Степана Супруна и Ивана Войтенко вынуждено было возвратиться с задания в связи с плохими метеоусловиями — низкой облачностью и плохой горизонтальной видимостью.
После полудня звено «мигов» Леонида Тетерина, в которое входили Федор Захаров и Александр Гросул, подвесив авиабомбы ФАБ-50, штурмовало моторизованные войска в районе двух курганов западнее совхоза «Большевик». В этот район к исходу дня повторно направилась группа из двух «мигов» Валентина Фигичева и Викентия Карповича, «чайки» Василия Шульги и «ишачка» Леонида Сташевского. Этот «букет» самолетов 55-го ИАП состоял из ударной группы — МиГ-3, вооруженных бомбами ФАБ-50, и группы прикрытия — «чайки» и И-16, которые с РСами и осколочными бомбами следовали выше и левее. В это время мы еще не знали терминов «ударная группа» и «группа прикрытия», не применяли и боевых порядков, эшелонированных по высоте. Но сама жизнь, боевая работа и создавшаяся обстановка вынуждали к этому. Быть может, это делалось не совсем сознательно, скорее интуитивно, но приходилось эшелонировать наши небольшие силы по высоте. Гораздо позднее, начиная с 1943 года, эти боевые порядки стали применяться истребительными частями и соединениями в боевой работе повсеместно.
Обнаружив цель, Валентин подал команду атаковать и тут же ввел свой самолет в пикирование. Сделав секундную паузу и заняв соответствующую дистанцию, за Фигичевым в атаку бросил свой самолет и я. В этот момент все мое внимание переключилось с ведущего на землю, на объект атаки — как поточнее и в самую гущу боевой техники сбросить бомбы. После вывода самолета из пикирования ведущего не заметил, зато краем глаза заметил, как «чайка» с «ишачком» ведут воздушный бой с «мессершмиттами». Отказавшись от повторной атаки, мы пошли с набором высоты в сторону своей пары самолетов, при этом Фигичев, который раньше меня вышел из пикирования, оказался значительно выше.
Один из «мессов», не заметив моего «мига», пытался зайти в хвост и атаковать самолет Валентина, расстояние между которым и «чайкой» с «ишачком» тоже быстро сокращалось. Мне удалось перехватить атакующего «месса» огненной трассой, и он, прекратив преследование Фигичева, задымился, а затем, опустив нос, с креном пошел к земле.