Мы все замолкаем, а она начинает выть пуще прежнего. Как зверь раненный.
— Я руль вывернула… сама. А если бы…
— Тихо, малыш, — успокаиваю её я.
А у самой в горле ком застревает. Потому что помню. Всё помню. Будто вчера было…
Крыша.
Его дрожащие руки.
Алый кончик тлеющей сигареты.
Полные раскаяния и глубокой вины глаза.
И то, как дёргался кадык, когда он рассказывал мне о событиях той страшной ночи.
И то, как на пару секунд лицо ладонями закрыл, чтобы сбросить нависшую над ним чёрную, удушающую пелену прошлого…
— Вешалась на него, проходу не давала… так любила сильно, де… девочки, дышать без… без него больно было, — хватается за мои враз похолодевшие пальцы, и остановиться уже не может.
Говорит, говорит… И что-то болезненно щёлкает внутри, когда я слушаю всё это заново спустя столько лет.
— Игра та дурацкая… Эйфория от того, что машину угнали вмееесте. Радость дикая, ду… дурная. Голову кружит…
Мои внутренности скручиваются тугим узлом. Её трясёт, она дрожит всем телом, и всё, что я могу сделать — это лишь сжать её покрепче в объятиях и как маленького ребёнка раскачивать, поглаживая по голове.
— Сама за руль попросилась, и и… вопросы начала задавать глупые, — икая и захлёбываясь в слезах, сипло хрипит Ванесса.
— Не надо, не думай, не вспоминай, — тихо прошу её я. Потому что сама не могу слышать всё это. Потому что ещё в прошлый раз страх: колючий, тёмный, пролез под кожу, засел накрепко.
— Рид сказал, сказал… что не… не хочет быть со мной, я… я с дуру и решила: ни мне, значит никому.
Сэнди не выдерживает и тянется к бутылке крепкого виски. Наливает, протягивает Ванессе, но та только качает головой и снова ищет пристанища на моём плече. Стискивает мои пальцы до хруста, заливает волосы горячими слезами, которые всё льются и льются бесконечным потоком.
— С моста полетели… а потом удар, темнота… и боль адская, — она делает паузу, тяжело вбирая ртом ставший тягучим кислород.
— Тихо, — трогаю одеревеневшими пальцами мягкие пряди белоснежных волос.
— Сгореть хотела в той чёртовой машине! — пронзает тишину этой ночи её ошарашивающее признание.
— Ванесса, — Меган прикрывает рот ладонью.
— А Рид… окно выбил, достал меня… Я виновата. А все считали, что он…И даже он сам…
Все присутствующие в полнейшем шоке. Наверное потому что откровения сестры Исайи оказались абсолютно неожиданными для каждого из нас. Одно дело верить слухам, и совсем другое — слушать о произошедшем из первых уст. Впервые за столько лет.
Сэнди смотрит в одну точку, а Меган в ужасе переводит взгляд с рыдающей Ванессы на меня. Точнее не совсем на меня. А на того, кто стоит позади, за моей спиной. На того, чью тень я заметила минутой ранее, но заставить Вэнс замолчать так и не решилась.
И да, мне даже не надо видеть кто там. Я итак знаю…
Рид медленно обходит наш лежак, вытаскивает из карманов руки и садится на корточки рядом с нами.
Он так близко, что в нос сразу ударяет его запах. И я непроизвольно, словно какой-нибудь воришка, медленно и глубоко дышу…
Как заворожённая, наблюдаю за тем, что происходит.
Ветер треплет его белоснежную рубашку, небрежно расстёгнутую на несколько пуговиц.
Уверенно протягивает широкую, грубую ладонь. Осторожно стирает слёзы с её щеки.
У меня от созерцания этого пропитанного мужской лаской жеста внутри что-то ломается.
Ванесса замирает в моих руках, перестаёт судорожно рыдать и сотрясаться в конвульсиях.
А я смотрю. Смотрю, не отрываясь, на его длинные, полуопущенные ресницы, тонкую складку несуществующих морщинок на лбу, появившихся от того, что хмурится, глядя на девчонку из своего далёкого прошлого. На то, как желваки на лице двигаются, выдавая бурю, что сидит внутри.
Здесь на палубе так тихо, что в какой-то момент даже страшно становится.
— Прости… — сорванным хрипом шепчет Ванесса, испустив полувздох, разрывающий его грудную клетку, вздымающуюся под лёгкой тканью.
— Иди сюда, глупая… — произносит он, обращаясь к ней. И в голосе его столько приглушённой бархатным баритоном боли, что я на секунду вздрагиваю всем телом. Слишком явно чувствую ту самую связь, о которой говорила Ванесса в тех своих голосовых сообщениях, хранящихся в старом самсунге на дне коробки, которую я однажды обнаружила под своей кроватью.
И отчего-то больно под рёбрами невыносимо…
Ванесса, словно ребёнок, доверчиво тянется к нему. Рид встаёт, с лёгкостью поднимая девчонку на руки. Она тут же льнёт к его телу, утыкается носом в сильную шею и жадно обнимает крепкие плечи.