Хлопаю дверью такси и, не сдерживаясь, нецензурно выражаюсь. Каково же становится моё удивление, когда водителем оказывается тот мужик, что вёз меня на вокзал в день моего вступления в ряды армии США. Дядька, кстати, тоже меня узнаёт. Вот ведь память, в его-то возрасте.
Приветливо улыбается и жмёт на газ. Тойота ускоряется в меру своих возможностей и оставляет позади больницу и жаждущих сенсаций представителей СМИ.
Таксист едет не торопясь, расспрашивает о службе и планах на будущее, рассказывает о себе. Подъезжая к домам на Вэст Коуст, я уже чуть ли не поимённо знаю всех его нерадивых родственников и многочисленных животных. Оно мне надо?
Всё же как-то приятно, что люди в таких небольших городах как Блу Бэй, остались такими… простыми и неравнодушными к друг другу что ли. В Нью-Йорке — совсем другая история. Будешь лежать на тротуаре и подыхать от сердечного приступа — никто не подойдёт. Все будут идти мимо, не обращая на тебя никакого внимания. Потому что это их не касается. Им некогда. Грёбаные белки в колесе считают себя нечто большим, чем винтики в системе. Глядя на них, почему-то думается, что жизнь проходит мимо.
— Ну, бывай, свидимся! — машет мне добродушный водила.
Я вскидываю вверх руку и направляюсь в сторону дома. Замечаю, что в окнах на первом этаже горит свет. Не сбежала? Не прикинется спящей? Интересно.
Захожу через парадную дверь, скидываю кроссовки, стягиваю майку и приветствую зевающего Акселя, от которого подозрительно пахнет. Уже успел что-то выпросить у мягкосердечной Смит. К этому четвероногому у неё всегда было особое отношение.
Иду на кухню. Аромат оттуда доносится что надо. Вот, пожалуй, ещё одна причина скучать по ней. Довольно часто я нелестно отзывался о её умении готовить. Но только ради того, чтобы хорошенько позлить. Ведь на самом деле, её кулинарные способности заслуживают уважения и похвалы.
Останавливаюсь в арке и тихо наблюдаю.
Со стены бубнит телевизор, и маленькая поварёшка колдует над сковородой, задумчиво склонив голову. Волосы собраны наверх, но несколько прядей всё равно своенравно выбрались на свободу. Девчонка одета в мужскую, просторную футболку, позволяющую рассмотреть длинные, загорелые ноги во всей красе.
Я залипаю как придурок, а потому не сразу замечаю, что она меня спалила.
— Что? — спрашивает хмуро, держа ложку в руке. Дует, чтобы охладить горячий соус и отправляет содержимое в рот.
Я иду инспектировать. Подхожу к ней, поднимаю крышку и наигранно недовольно заглядываю туда.
— Моркови мало, Смит. Сама не видишь что ли?
— Иди ты! — давит на крышку ладонью и бросает грязную ложку в раковину. — Явился! Тоже мне шеф Рамзи! (Гордон Рамзи — один из самых известных шеф-поваров в мире. Его рестораны удостоены 16 звёзд Мишлен. Примечание автора).
Мои губы помимо воли растягиваются в улыбке. Её так легко выбесить. Она как спичка. Загорается практически мгновенно.
— А это что? — интересуюсь, глядя на щедро усыпанную мукой поверхность и заботливо прикрытое тесто.
— Сдобные булочки, идиот, — нехотя отвечает, загружая посуду в машину.
— А в духовке опять мясо по-французски? — разочаровано прищёлкиваю языком я. — Надо прокачивать свои кулинарные способности, Смит, ты повторяешься.
Хлопает дверцей так, что чашки, стоящие на полке, дрожа, позвякивают друг о друга.
— Женщина должна постоянно удивлять, — объясняю я ей, нарочно издеваясь. — Сечёшь?
Сдувает выбившийся из причёски локон и гневно смотрит в ответ.
— Всё это мне скоро не понадобится, — произносит она резко. — У Исайи для этого есть специально обученные люди. А удивлять можно не только на кухне, верно?
Эта маленькая стерва открывает холодильник и достаёт оттуда упаковку апельсинового сока.
— Дженнифер Ричи звучит неплохо… Как думаешь? — на полном серьёзе спрашивает она. Встаёт на носочки и тянется за стаканом, открывая взгляду ещё больше.
— Дерьмово звучит, — отвечаю я, наблюдая за тем, как она, усмехнувшись, наливает себе цитрусовую жидкость.
— Это ещё почему?
Разворачивается. Поднимает стакан. Пьёт.
— Имя и фамилия не сочетаются. Сама не слышишь? — начинаю закипать я. Вымораживает этот её тон.
— А по-моему слова отлично перетекают друг в друга, — чуть склонив голову, рассуждает она.
— Лучше оставь свою фамилию, — выключаю электроплиту и отставляю сковороду.
— Исайя против, и я готова принять его позицию.
Ох мать твою! Позицию… Я откровенно глумлюсь над ней.
— С каких это пор ты стала так безропотно подчиняться кому-то? — не могу не поддеть я.