Можно предположить, что в английских судах положение дел было то же самое, хотя общее право содержало не так уже много явных ограничений. Примечательное исключение касалось права землевладельца присваивать собственность неплательщиков арендной платы. С наступлением ночи общее право такую практику категорически запрещало, позволяя лишь запирать у себя на ночь заблудившийся соседский скот.
Частное жилище в глазах английских судий являлось надежным убежищем от ночных напастей. «В соответствии с законом, каждый человек располагает особой защитой касательно своего дома или другого жилища», — замечал сэр Мэтью Хейл в «Истории Королевского суда общих тяжб» (The History of the Pleas of the Crown; 1736). «Каждый англичанин, — объявлял Джон Адамс из Массачусетса, — справедливо гордится той сильной защитой, той любезной его сердцу безопасностью, тем приятным спокойствием, которые закон обеспечил ему в его собственном доме, особенно ночью»58.
Однако скептицизм Карбонье по поводу действенности закона справедлив лишь отчасти. Насколько шире становится сфера действия уголовного судопроизводства, связанного с ночными преступлениями! Как только вечером прекращалась общественная деятельность, возрастала опасность ночных правонарушений. Действительно, реакция властей могла бы быть более энергичной — введение специально обученной полиции, а не констеблей и дозорных, которые к тому же должны были еще и предотвращать пожары. С другой стороны, днем городские улицы вообще никто не патрулировал. Наличие ночных дозорных было единственным свидетельством деятельности властных структур. К тому же эти «члены полуночного магистрата», как один критик назвал констеблей, обладали значительной юридической властью. В Англии дозорные и констебли, в отличие от дневных стражей порядка, располагали широкими полномочиями при задержании подозрительных личностей. В условиях отсутствия полиции усиление власти ночных дозорных было способом компенсации их непрофессионализма и слабости59.
Предпринимались и другие шаги по обузданию ночной преступности. Там, где были введены ограничения на применение пыток в ходе допросов по уголовным делам, допускалось несколько ослабить эти ограничения, когда речь шла о преступлениях, совершаемых ночью. В Италии в позднее Средневековье появились суды упрощенного производства для расследования и наказания за ночные преступления. Наиболее передовыми в этом вопросе были органы правосудия в Венеции — «Ночные синьоры» (Signori di Notte) — и во Флоренции — «Ночные надзиратели» (Ufficiali di Notte). В датских городах жителям периодически разрешалось создавать свои суды для вынесения приговоров ночным преступникам. Случались и вечерние казни, которые иногда следовали сразу же за вынесением приговора, дабы успокоить народный гнев или показать важность столь скорого правосудия. Например, в августе 1497 года во Флоренции пятеро арестованных были казнены сразу же после суда, длившегося с утра до полуночи. Как отмечал миланский правовед профессор Полидорус Рипа в 1602 году, «наказание должно быть исполнено даже ночью, если его отсрочка опасна». Темнота, кроме того, усиливала страх смертного приговора. Когда в 1745 году Дублин стал жертвой целой серии уличных грабежей, власти повесили семерых преступников при свете факелов. «Мрачная торжественность этих казней, — писал современник, — вызвала такой ужас в сознании простолюдинов», что количество грабежей сразу сократилось60.
Повсюду за ночные преступления назначались более жестокие наказания. Если это не оговаривалось законом, то вынесение сурового приговора происходило в ходе обычного рассмотрения дела судьями и присяжными. В период позднего Средневековья многочисленные ночные преступления наказывались с повышенной суровостью. В 1342 году в Сиене женщине, признанной виновной в оскорблении действием, сначала сократили наказание наполовину, потому что жертвой был мужчина, затем удвоили, «потому что нападение произошло в его доме», а потом удвоили еще раз, потому что преступление произошло в ночное время. Такой же подход преобладал и в судах раннего Нового времени, где кражи неизменно преобладали в списках дел, назначенных к слушанию. «Ночной вор должен быть наказан суровее, чем дневной», — писал Рипа. За воровство, совершенное после «вечернего звона», городские власти Швеции установили смертную казнь, а в сенешальских судах Франции XVIII века ночная тьма всегда признавалась отягчающим обстоятельством при вынесении приговоров по делам о воровстве. В английских судах в обвинительных биллях для предварительного предъявления присяжным всегда указывалось, произошло правонарушение днем или ночью. Точно так же и в шотландском судопроизводстве обязательно отмечались преступления, совершенные «в тиши под покровом ночи»61.
Особенно серьезным преступлением считалась ночная кража со взломом. При Тюдорах она стала одним из первых преступлений, исключенных из списка тех нарушений закона, которые позволяли преступнику избежать смертного приговора. В графстве Мидлсекс во второй половине XVI века более четырех пятых осужденных за ночные грабежи были приговорены к повешению. Повешение или пожизненная каторга — вот обычные наказания за то же преступление во Франции. Ассамблеи американских колоний сохранили английское право без существенных изменений. В 1715 году в Массачусетсе, где пуритане поначалу не хотели вводить высшую меру наказания для тех, кто посягнул на чужое имущество, правительство объявило ночную кражу со взломом тяжким преступлением, наказуемым смертью, даже если вор попался впервые62.
Только одно деяние, совершенное ночью, могло получить снисхождение в суде: убийство забравшегося в дом постороннего. Самые ранние своды законов, от «Двенадцати таблиц» и эдикта короля Ротари середины VII века до «Кутюмов Бовези» 1283 года, признавали этот основной принцип, равно как Августин Блаженный и английское законодательство. То, что днем считалось убийством, пусть даже жертвой оказывался забравшийся в дом неизвестный, ночью признавалось вполне оправданной самозащитой. Поэтому в 1743 году прокурор Женевы отказался предать суду крестьянина, застрелившего вора-взломщика. Генеральный прокурор не только процитировал Моисеевы законы, но и объяснил, что крестьянин никак не мог ночью определить, что на уме у человека, забравшегося к нему в дом, — воровство или убийство. «В дневное время, — рассуждал корреспондент London Magazine в 1766 году, — наверное, можно было бы догадаться, кто он [вор] такой, и предположить, что он намеревался только украсть, но не убить. В этом случае, — объяснял автор, — человеку следует не самостоятельно наказывать вора, а доставить его в магистрат». Ночью же дела обстояли иначе: «Тогда хозяин дома не мог знать ни кто курсив мой. — А. Р. Э.) этот человек, ни надеяться на помощь других»63.
Нет ничего удивительного в том, что процедура судебных разбирательств и суровость наказания, а по сути — основные права и привилегии горожан менялись в зависимости от времени суток. Наступление темноты усиливало необходимость обеспечения общественного порядка. Французский прокурор в 1668 году сетовал, что двух воров из Льежа приговорили всего лишь к повешению: «Общественная безопасность в ночные часы настолько важна, что следовало бы их колесовать». Ночь позволяла преступнику оставаться незамеченным, но мешала честным людям, особенно если они спали, постоять за себя или прибегнуть к помощи соседей. Воровство, совершаемое ночью, есть, несомненно, воровство с отягчающими обстоятельствами, — утверждал шотландский прокурор, — потому что люди после наступления темноты наиболее беззащитны». В случае кражи со взломом лунный свет, в отличие от дневного света, не смягчал тяжести преступления, даже если была известна личность взломщика. Сэр Уильям Блэкстоун заявлял в 1769 году: «Пагубность преступления происходит не столько оттого, что оно совершается в темноте, сколько оттого, что оно содеяно в глухую ночь, когда все мироздание, кроме злодеев и хищников, отдыхает, когда сон уже разоружил хозяина и его крепость сделалась беззащитною»64.