В темные ночи путешественники проявляли изрядную, хоть и примитивную, изобретательность. В 1661 году кавалькада, которую тьма застала в горах, послала впереди себя наездника на белой лошади, чтобы тот показывал доршу. «Мы ехали вслед за ним», — описывал это путешествие слуга Роберт Муди. Член другой компании путников вспоминал непроглядную ночь возле графства Дарем: «Мы были вынуждены ехать вплотную друг к другу, иначе потерялись бы в темноте». Когда тьма спускалась на плантацию, тетушка Сук из Джорджии «накидывала на плечи белый платок», чтобы вывести с полей рабов38. Специальные зарубки, сделанные на деревьях топором, помогали ночью найти дорогу в густом лесу. Опытные путешественники шли, ориентируясь по силуэтам деревьев, вырисовывающимся на фоне неба39. И наоборот, в местности, где почва содержала много песка или мела, люди, чтобы не сбиться с пути, смотрели под ноги. В долине известковых холмов Южной Англии жители сооружали земляные холмики, называвшиеся «нижние фонари»: они служили пометками на дорогах через поля. Александр Карлайл и его брат, направляясь на юг из Эдинбурга в 1745 году, двигались вдоль берега моря, «так как луны не было… а песок всегда немного светится во время отлива»40.
В самые ненастные ночи простой люд полагался на такие чувства, как слух, осязание и обоняние. Если сегодня значительную часть информации мы воспринимаем посредством зрения, то люди Нового времени ценили и остальные чувства, особенно ночью. В темные вечера им приходилось находить дорогу не столько с помощью зрения, сколько с помощью слуха. Ночью приходилось чаще прислушиваться. «У дня есть глаза, а у ночи уши» — гласит шотландская пословица. После заката необходимость полагаться на слух была столь важна, что в Восточном Йоркшире глагол «темнеть» (dark) означал «слушать» (listen)41. Ночью, отмечали современники, хорошо передаются звуки. Хотя влажный воздух мог их несколько приглушить, ослабление зрения значительно обостряло слух. В комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» Гермия говорит:
К тому же в ночной тишине отчетливее воспринимается резонанс отдельных шумов. Если звуков немного, то, внимательно прислушавшись, легче определить их источник и направление42.
К несчастью, слух, в отличие от зрения, является пассивным чувством, да и сам звук может быть неравномерным. Как недавно заметил незрячий Джон М. Халл, автор книги «Прикосновение к скале» (Touching the Rock), «звуки то появляются, то исчезают, в отличие от визуальных объектов». Ночные звуки возникают неожиданно. Однако человеческий слух проникает глубже, чем взгляд, не ограничиваясь отдельным направлением, и ему не мешают стоящие на пути препятствия, например дома или деревья. А с увеличением ночью предела слышимости звуки представляют собой «слуховые» эквиваленты различных предметов43. Компания путешественников, которую ночь застала на незнакомой дороге недалеко от шотландского городка Пейсли, «продолжала путь с огромной осторожностью и осмотрительностью, часто останавливаясь, чтобы вглядываться в даль и слушать». И если по шуму дождя и ветра можно было определить очертания окружающей местности, то знакомые звуки становились надежными проводниками. Всадники, направлявшиеся во Фрайбург, по стуку лошадиных копыт определили, что они въезжают в «большой город с мощеными улицами». Блеяние овец и мычание коров помогали определить, где ты находишься, так же как и звон церковных колоколов. В 1664 году житель Беркшира Ричард Палмер завещал некоторую сумму денег деревенскому церковному сторожу, с тем чтобы тот звонил в большой колокол каждый день в восемь часов утром и вечером не только для «своевременного отхода ко сну», но еще и для того, чтобы путешественники «имели представление о времени и не сбились с дороги». Лучше всего помогали собаки, лай которых пронизывал ночную тьму. Подобно сигналам маячка, эти звуки по мере приближения становились громче и чаще. «Мы сбились с дороги, — записал один из путешествовавших по Франции, — и около полуночи, ориентируясь по звукам собачьего лая, добрались до города Фонтинель». Американский колонист, живший в XVII веке в Мэриленде, заметил: «Поразительное дело! Обычно собаки отгоняют чужаков от жилищ, нас же, наоборот, они привели к домам»44.
Даже запахи помогали найти доршу ночью, когда нюх становился особенно чутким, а ароматы дольше сохранялись во влажном воздухе. «Весь воздух деревни пропитан запахом хмеля, выложенного на просушку», — записал Гилберт Уайт о позднем летнем вечере 1791 года. Благоухание жимолости, запах пекарни теплой ночью или же, наоборот, зловоние навозной кучи представляли собой невидимые указатели родных пенатов наравне с запахами конюшни, скота и домашней птицы45.
Осязание же, наоборот, помогало сориентироваться в закрытом пространстве, когда человек передвигался на ощупь, вытянув руки и осторожно переставляя ноги. «Лучше неспешно идти, чем под звездами ночь провести» — советовала поговорка. Лишившись способности видеть, люди полагались на свое тело и, главным образом, руки и ноги. «Мы пробирались на ощупь, как пара воров в гончарной лавке», — рассказывал житель Лондона. Некоторым иногда приходилось находить доршу, передвигаясь на четвереньках, как, например, писателю Артуру Янгу в Италии. Когда ночью его фонарь задуло ветром, ему пришлось ползти, чтобы не упасть с обрыва. Обычно кучера останавливали свои повозки, чтобы понять, какова дорога. «Мистеру Тэйлору, — рассказывал шотландский пассажир, — часто приходилось выходить из коляски, чтобы прощупать, не съехали ли мы с дороги»46. На хорошо утрамбованной дороге можно было определить окружающее пространство ногами или, на худой конец, пальцами, на «слепой» же дороге поверхность ничем не отличалась от обочины. Ровные открытые пространства, такие как пастбища или выгоны, также служили ориентирами по контрасту с ухабистыми, труднопроходимыми участками, хотя и на ровном месте можно было споткнуться. Отправляясь на визит к пациентке без фонаря, Марта Баллард, повитуха из Новой Англии, сняла башмаки и шла в чулках, чтобы чувствовать дорогу под ногами. «Пыталась как могла не сбиться с пути», — записала она, вернувшись целой и невредимой47.
Если городской пешеход ощущал, что тип мощения улицы изменился, то это значило, что он сбился с дороги, а ведь каждый стремился идти по центральным улицам. Вот что писал Джон Гэй о том, как по Лондону ходили ночью:
Трости и посохи позволяли идущему еще лучше определять дорогу. Их носили представители всех сословий, используя как для передвижений, так и для самозащиты. «Вам, несомненно, приходилось идти ночью по неровной местности без света и, чтобы не упасть, использовать палку, — писал Декарт. — И вы, вероятно, заметили, что с помощью этой палки можно нащупать окружающие вас предметы и даже точно сказать, деревья это, камни, песок, вода, трава или грязь»49. С тростью или без нее, но пешие вылазки темными ночами — опыт неприятный, в особенности для аристократов, привыкших к езде верхом или в экипаже. Фанни Боскоуэн писала своему мужу Эдварду, адмиралу, в 1756 году: «Я приобрела такое отвращение к хождению на ощупь, что в конце концов зареклась наносить визиты в темное время суток».