С другой стороны, здравый смысл подсказывал не позволять себе тяжелых ужинов во избежание расстройства желудка. Дичь и говядина были по меньшей мере рискованной пищей, после приема которой невозможно было быстро заснуть. Как утверждал Стивен Брэдвелл, «после ужина должно пройти не менее двух часов». Даже во второй половине XVIII века, когда высшее общество начало высмеивать эти «плебейские заблуждения», многие остались верны устаревшим обычаям. Например, из дневника Сайласа Невилла известно, что он не ел вечером мяса, а Томас Тёрнер по средам вообще обходился без ужина. «Легкий ужин — чистые простыни» — гласит английская пословица29. К тому же авторитетные медики, как некогда и Гиппократ, утверждали, что для хорошего пищеварения спать надо на правом боку — по крайней мере до тех пор, пока съеденная за ужином «пища не опустится в желудок». Тогда она «приблизится к печени, которая для желудка — как огонь под котелком, и желудок сможет ее переварить», объяснял ученый начала XVI века. Для того чтобы избежать ночных кошмаров, апоплексии и других расстройств, не следовало спать на спине. «В таком положении многие засыпают как мертвые», — свидетельствовал английский врач Уильям Баллейн30.
Глава семьи отвечал за ночной покой домочадцев и руководил их молитвами перед сном. Легендарная сила молитв — ночного «затвора» человека — вызывала во сне благочестивые мысли. К XVI столетию вечерние молитвы стали общепринятыми. Во многих домах молились все вместе, включая прислугу, рука об руку. Семейные молитвы могли либо заменять, либо дополнять молитвы личные. Однажды в воскресенье Пепис отказался читать молитвы своей семье только потому, что выпил «слишком много вина, — из страха, что слуги почувствуют, в каком я нахожусь состоянии». Исаак Арчер, молодой слуга из Восточной Англии, отмечал: «Наши парни имели обыкновение молиться вместе», хотя его самого иногда не допускали. «Они сказали, что Бог не поймет меня из-за того, что я заикаюсь», — объяснил он в своем дневнике31.
Протестантские и католические молитвы имели определенные различия. Воздавая благодарение за духовное водительство, прося мирного сна и моля о прощении за моральные проступки, большинство из них обращались к Богу также и за защитой от ночного зла. Известная молитва «Сейчас я ложусь спать, я молю Господа хранить мою душу» относится к Средневековью. В некоторых молитвах формулировались понятия о «темных деяниях» или о «телесных и духовных врагах»32, но чаще в них явно были выражены ночные страхи. В молитве XVII века содержалась просьба об избавлении «от внезапной смерти, пожара и воров, ураганов, бурь и прочих ужасов»33. Известно, что сельские семьи во Франции хранили святую воду рядом с постелью, чтобы вдруг не сразила смерть. В древней молитве говорилось: «Святую воду я беру. Если внезапно смерть возьмет меня, пусть это будет моим последним таинством». В Анжу считали, что ведро воды, оставленное на ночь в кухне, позволяло душе очиститься после смерти34.
К тому же в менее богатых семьях, собираясь ложиться спать, прибегали к колдовству. Помимо снадобий против ночного недержания мочи и заклинаний, ускоряющих отход ко сну, члены семьи произносили магические слова, предотвращавшие ночные кошмары. «Ни один дурной сон не потревожит его постель, он никогда не ступит на темную землю ада», — успокаивала старинная валлийская молитва. На большей части Европы считалось, что если каждый вечер класть перевернутый башмак в ногах возле постели, то он будет средством защиты. Сара Каупер, истинная англиканка, в своем дневнике рассказывает о тайных попытках ее служанки при помощи этой уловки устранить желудочные колики хозяйки. Каупер настаивала на «бессмысленности данного деяния» и запретила служанке оказывать помощь, считая, что сие исходит от дьявола и что она не должна быть признательна ему за любое благо, каким бы оно ни было. Любопытно, что, отказавшись от помощи, как заметила Каупер, она была «сильно осмеяна некоторыми» за свое невежество35.
III
Пусть кровать будет широкой и длинной и такой высоты, чтобы можно было легко упасть в нее.
Сон занимал центральное место в жизни людей доиндустриальной эпохи; это подтверждается тем особым значением, которое придавалось кровати — как правило, самому дорогому предмету домашней обстановки. В период между XV и XVII столетиями европейские постели постепенно превратились из соломенных тюфяков, лежавших прямо на земляном полу, в деревянные сооружения, укомплектованные подушками, простынями, шерстяными одеялами, покрывалами и «перинами», набитыми тряпьем и клочьями шерсти. Уильям Харрисон в 1557 году вспоминал о своей юности: «Наши отцы, да и мы сами, часто ложились на соломенных тюфяках, на грубых циновках, покрытых одной лишь простыней, под одеялами из войлока или покрывалами… и вместо валика под голову клали большую круглую колоду. <…> Подушки предназначались только для рожениц». По мнению Харрисона, постельные принадлежности относились к тем «вещам», которые «в Англии менялись самым непостижимым образом». В зажиточных домах в середине XVI века появились высокие кровати с пологом, перинами и тяжелыми занавесями, предохранявшими от сквозняков, насекомых и любопытных глаз. Для них требовалось такое обширное пространство в интерьере, что у богатых тосканцев каждая кровать почиталась «комнатой». Постельное белье включало в себя льняные простыни, а также шерстяные и стеганые одеяла37.
Повышению качества кроватей в XVI столетии способствовали и другие нововведения для домашнего уюта и комфорта. Кроме труб, которые помогали сберечь тепло дыма, идущего из каминов, к ним относились межкомнатные перегородки, облегчающие распределение внутреннего пространства, и остекление окон, благодаря которому увеличивалось количество тепла и света. Усвоение этих и других усовершенствований в обстановке дома ускорил в конце XVII века крутой перелом в массовом потреблении, вследствие чего бытовые удобства становились все более доступными для широких слоев населения по обе стороны Атлантики. Однако ни одно из этих достижений в материальной сфере не пользовалось такой популярностью и не доставляло столько наслаждения, как улучшение постельных принадлежностей. Кровати называли в числе первых пунктов завещаний любимым наследникам, равно как и в числе первых приобретений молодоженов. В скромных домах кровати иногда составляли более трети стоимости всего семейного имущества. Хотя в бедных семьях их каркасы часто изготовляли самостоятельно, кровать, как правило, была тем предметом мебели, который при вступлении в «мир товаров» покупали первым. В 1598 году приезжий из Германии был удивлен, увидев английские кровати, «покрытые гобеленом даже в домах фермеров». Один историк материальной культуры был недалек от истины, когда пошутил, что период раннего Нового времени можно назвать эрой Кровати38.
Семьи вкладывали средства в кровати не только как в свидетельство социального престижа, но и для собственного физического удобства. Безусловно, на протяжении жизни кровать выполняла множество функций. Там большинство людей были зачаты и рождены, там они болели и выздоравливали, любили и умирали. «Близко подойдя к постели, можно увидеть все — от человеческого блаженства до человеческой скорби», — писал Исаак де Бенсерад. Но никакая другая роль не могла сравниться с повседневным назначением кровати — благоприятно воздействовать на сон. «Поскольку нет ничего более святого и праведного, чем спокойный сон, — отмечал голландский врач XVI века Левинус Лемниус, — человеку необходимо иметь полное удобство и спать в мягкой постели». Другой врач заявлял: «Кровать должна быть мягкой, хорошо застеленной и приподнятой в ногах». Необходимость возвышения объяснял в 1625 году Стивен Брэдвелл: «Чем ближе к земле, тем воздух смертоносней; и прямое воздействие холодной почвы представляет собой большую опасность». Кроме того, поднятый каркас кровати хозяина позволял на день задвигать под нее низкую кровать слуги39.