Лорд Уористон «долго рассуждал» со своей женой о библейском стихе, тогда как Пепис получал «большое удовольствие от разговоров и рассуждений» в постели. У Босуэлла, неверного супруга, подобно Пепису, усиливалась депрессия, если он находился вдали от своей «доброй постели» и «дорогой жены»59.
Когда утомленные души укладывались спать, традиционные различия в положении жен и мужей сводились на нет и в патриархальной семье наступали редкие моменты автономии женщины. Половые границы восстанавливались. Пребывание в постели в темноте побуждало жен к выражению интересов, неподобающих в другие часы. «Женщины знают время своего ремесла, — заявил Джошуа Суитман в 1702 году, — ведь ночью они сделают из мужчины воск». Легендарными приемами были лесть и хитрость, равно как и воздержание от сексуальных отношений или вызывающая жалобы мужей «холодность» в постели. «Всячески избегайте раздора в спальне, — рекомендовал специалист мужчинам, — чтобы доставляющее удовольствие событие поднимающейся нежности» не превратилось еще в одну неприятность. «Пятнадцать радостей брака» (б. д.), женоненавистнический труд эпохи позднего Средневековья, подробно излагает тактику, которой, по слухам, пользуются жены для свободного манипулирования своими мужьями60. Больше всего досаждало брюзжание, хорошо известное как curtain или boulster lecture — «альковная нотация». «Это метод, относящийся к правам женщин», — провозглашает мисс Плимлиммон в «Валлийской наследнице» (The Welch Heiress; 1795). В дневнике неизвестного, хранящемся у Джона Элиота из Коннектикута, содержится ясная оценка того авторитета, которым пользовались некоторые женщины. «Ее альковные нотации, — писал он о своей жене, — очень часты, суровы и длинны (через раз, а то и каждый раз или из ночи в ночь нам обоим почти совсем не удавалось заснуть), читаются самым отвратительным и оскорбительным языком… в них ворошатся старые истории о первой и второй жене, первом и втором ребенке и т. д.». Помимо упреков в адрес Элиота за прошлые женитьбы и презрительного отношения к его успехам в постели, жена иногда настаивала на том, чтобы он спал в другой комнате; то же самое делала супруга дорсетширского джентльмена Джона Ричардса, изгоняемого в столовую или погреб61.
Постель была самым подходящим местом для проявления беспощадной жестокости к мужьям, что, правда, случалось редко. Здесь мужчину легко было отравить, поэтому никогда они не были столь уязвимы. Обиженная жена из Йорка предупредила своего грубого супруга, «что она, если захочет, ночью в постели может убить его». В Германии Маргарета Крафт из Гальбаха «вскоре после соития» убила своего второго мужа топором, укрыв потом в погребе навозом его расчлененные останки. В 1737 году в Коннектикуте муж — видимо, он храпел — получил от жены в раскрытый рот совок горячих углей, тогда как в Дерби подружка подмастерья чулочника по имени Сэмюэл Смит, когда тот лежал и спал в темноте, резанула его ножом по пенису. Она была недовольна тем, что «он добивался ее несколько лет и часто обещал на ней жениться, но всегда обманывал». Только потеряв «большое количество крови» и «испытав сильную боль», Смит «понял, что был не прав»62.
Глава одиннадцатая
Распускание связанного рукава
Тревоги
I
Счастливы те, кто могут во сне избавиться от своих проблем.
В современных концепциях сна доиндустриальной эпохи безоговорочным остается безрадостное убеждение в том, что наши предки, часто за неимением чего-то другого в их скудной жизни, наслаждались спокойным отдыхом. Хотелось бы думать, что, несмотря на каждодневные несчастья доиндустриального существования, по крайней мере большинство семей спали до рассвета в свое удовольствие. Вечерняя тишина вместе с подавляющей темнотой благоприятствовали необычайно умиротворенному отдыху изнуренных работой простых мужчин и женщин. Признанный современный специалист в области сна, воссоздавший эту «простейшую модель отдыха», характерную для периода, когда жизнь проходила на открытом воздухе, недавно восторженно писал: «По ночам нас освещают одни лишь звезды, заботливые руки матери-природы укачивают нас, отправляя назад, к сновидениям древних. Совсем неудивительно, что мы просыпаемся наутро с ощущением свежести и полноты жизни»2.
Наша ностальгия глубоко уходит корнями в западную литературу. Поскольку в течение XVI века тема умиротворяющего сна бурно развивалась в художественной литературе Англии и большей части континентальной Европы, она стала излюбленным сюжетом всех форм литературного восхваления, особенно драмы в стихах и поэзии. Сэмюэл Джонсон позже утверждал, что, поскольку поэтам требовалась «передышка от мысли», естественно, их «сильно волновал» сон, который не только давал «отдых, но нередко» уводил «их в более счастливые сферы». Житейские невзгоды еще более способствовали превращению постели в оазис безмятежности, «единственный источник спокойствия» поэтов, как называл ее немецкий врач Кристоф Вирсунг3. Авторы символически прославляли сон в качестве святилища, в котором заперты «чувства от своих забот». Макбет в знаменитом отрывке говорит о сне, «распутывающем клубок заботы». «О сон! — восклицал Уильям Маунтфорт, — только ты лечишь травмированные и расстроенные души!»4 Нет ничего удивительного в том, что писатели постоянно уподобляли сон нежному объятию смерти — «la mort petite»[87], по выражению французского иезуита Луи Ришеома. «Они так схожи, что я не осмеливаюсь довериться ему, не помолившись», — заметил сэр Томас Браун5.
Однако сон приносил счастье не только привилегированным особам. То, что Эдмунд Спенсер назвал «забывчивостью сна», подобно смерти, как ничто другое, было присуще абсолютно всем. В эпоху, когда социальное различие, чин, продвижение по службе, как правило, властвовали в западных обществах, сон делал «несчастных равными счастливым». Сэр Филип Сидней назвал сон «богатством бедняка, свободой узника, беспристрастным судьей высших и низших». Для Санчо Пансы в «Дон Кихоте» (1605) сон — это «весы и гири, уравнивающие короля с пастухом и простака с разумником»[88]6. Естественным следствием этого положения, восходящего к средневековой концепции «справедливого сна», было убеждение в том, что самым крепким сном действительно обладали люди с простой душой и мозолистыми руками — трудящиеся классы общества. Французский поэт писал о «сладком сне», который восстанавливает «отдыхом утомленные члены рабочего человека». Падающие от усталости простые крестьяне не брали с собой в постель никакие тревоги, нарушавшие сон богатых и влиятельных людей. В «Генрихе V» Шекспир писал: