IV
Как можно хорошо себя чувствовать,
Когда смертельно хочется спать?
Для того чтобы скрыть гнилостные запахи и чтобы наличие уборных не ощущалось в спальнях, в богатых семьях стало популярным возжигание благовоний. Козимо, герцог Тосканский, по-видимому, ставил свой стульчак, или переносной туалет, в спальне слуги40. Но тогда и это, и многое другое было недоступно низшим слоям, лишенным благоприятных условий для сна. Хотя вредные запахи вторгались в их жилища чаще всего остального, они не были защищены ни от резких звуков, ни от холодного воздуха, ни от ненасытных паразитов. Как правило, сон семей, относящихся к низшим классам, больше, чем у кого-либо, был подвержен нежелательным воздействиям. По поводу высокой стоимости тихих квартир в Париже Буало писал, что «сон продается, как все остальное, и вы должны платить золотом за свой отдых»41. Нервозным персонам, имеющим возможность приобрести две кровати, Бенджамин Франклин советовал «получить большое удовольствие: проснувшись в жаркой постели, встать и перейти в холодную». И, не желая беспокоить жену во время болезни или беременности, такой муж, как Пепис, всегда мог удалиться в другую комнату. Действительно, в XVIII веке аристократические супружеские пары во Франции обычно имели раздельные спальни. Бедным же семьям не было позволено ни наслаждаться занавешенными от сквозняков постелями, ни действовать подобно замученному клопами джентльмену из колониальной Северной Каролины, который поменялся кроватью со своим слугой42.
По-видимому, как часто утверждали поэты и драматурги, усталость и чистая совесть трудового населения помогали преодолеть те неудобства, которые оно испытывало по ночам. Учитель из Виргинии Филип Фисиан много вечеров до изнеможения занимался научной работой, чтобы сделать свой сон «крепким и беспробудным», а также невосприимчивым к «проклятым клопам»43. Но, скорее всего, более достоверным, хотя и менее известным, чем подавляющее число стихотворений, является отрывок из «Жалоб нищеты» (The Complaints of Poverty; 1742) Николаса Джеймса:
Джордж Герберт тоже писал в 1657 году о «многих», кто «тяжело работал весь день, и, когда наступала ночь, их страдания усугублялись голодом и потребностью в отдыхе».
Автор «Страны рабства» (L'Etat de Servitude; 1711) жаловался: «На чердаке без двери и замка, / Открытом холодам всю зиму, / В ужасной, отвратительной мансарде / Матрас прогнивший брошен на полу»44.
Сон — богатство бедняка, свобода узника? Нет, так может показаться, если иметь в виду общепринятое представление о сне, но не ситуацию, когда человеку выпадает лишь постоянно прерываемая передышка от тягот, которыми наполнен день. Что касается физического восстановления, то если большинство людей и не испытывали длительных пробуждений, то одни только повторяющиеся «краткие возбуждения», каждое из которых длилось, как правило, несколько минут и не ощущалось даже самим спящим, могли взвалить на сознание и тело огромную ношу45. Далекие от того, чтобы наслаждаться безмятежным отдыхом, простые мужчины и женщины, видимо, страдали от плохого сна и чувствовали себя при пробуждении на рассвете такими же усталыми, как при засыпании. Поэтому труднее всего было проснуться, особенно когда недостаток сна накапливался изо дня в день, а господа, как всегда, не проявляли сочувствия. Вернувшись в свой лондонский дом однажды вечером и найдя своего «человека» спящим, Уильям Бёрд II тут же устроил ему порку, как и йоркширский фермер Адам Эйр своей служанке за ее «медлительность». Порой веселье в позднее время могло только усугубить усталость учеников ремесленников, слуг и рабов46.
Если верить жалобам, труд работников был беспорядочным и поведение вялым — один из сельских тружеников назвал это «безжизненной медлительностью». «В полночь ему надо спать», — ворчал епископ Пилкингтон, отзываясь о типичном работнике конца XVI века. Хотя более ранние историки объясняли такое поведение тем, что оно было порождением доиндустриальной этики труда, скорее нужно учитывать хроническую усталость, от которой, вероятно, страдала основная часть населения в период раннего Нового времени. Действительно, краткий дневной сон, судя по всему, был распространен больше, чем сон, ограниченный ночными часами, который практикуется сегодня в большинстве западных обществ47. Несомненно, изнеможение вызывало и другие признаки потери сна, в том числе утрату стимула и физического здоровья, а также повышенную возбудимость и социальную несовместимость. Болонский викарий сказал о бессоннице среди бедняков: «Кто может растолковать, что наносило больший вред — сон в постели грязнее мусорной кучи или невозможность укрыться?»48
Глава двенадцатая
Сон, который мы потеряли
Ритмы и обличения
I
Мы просыпаемся, и вокруг нас только один общий мир, но, когда мы спим, каждый из нас обращается к собственному, тайному миру.
"Я проснулся, но еще не время вставать, к тому же я еще не выспался… Я проснулся, но не чувствую ни боли, ни страдания, ни страха, присущих тысячам людей». Такова молитва XVII столетия, предназначавшаяся для глубокой ночи. Будто бы недоставало болезней, скверной погоды и блох — в доиндустриальных обществах существовала еще какая-то иная, даже более заурядная причина нарушения сна, хотя не многие из современников считали ее таковой. Это ночное прерывание сна было настолько привычным, что в ту пору оно редко становилось предметом обсуждений. Редко подвергалось оно и внимательному изучению историков, еще реже — систематическому научному исследованию. Но сельские жители в начале XX века знали о нем как о неотъемлемой обыденности более ранней эпохи2. Некоторые, вероятно, так считают и сегодня.
До окончания раннего Нового времени ночной сон у западных европейцев, как правило, делился на две части, интервал между которыми, продолжавшийся час или чуть больше, проходил в тихом бодрствовании. Ввиду отсутствия подробных описаний ключ к пониманию существенных черт этой сложной структуры отдыха дают фрагменты источников на нескольких языках — от юридических показаний до дневниковых записей и произведений художественной литературы. Начальная фаза сна обычно считается «первым сном» или, реже, «первой дремотой», или «глубоким сном»3. На французском языке этот термин звучит как premier sommeil, или premier somme4, на итальянском — primo sonno, или primo sono5, на латыни — primo somno, или concubia node6. Следующая фаза получила название «второго», или «утреннего», сна, тогда как пробуждение между ними не имеет никакого названия, кроме общего термина «бодрствование». В двух текстах упоминается время «первого пробуждения»7.