Однако сейчас ему нужно было на Петровку, 38. Чобу только что вышел из поезда «Молдова» и остановился в нерешительности на привокзальной площади, на голову возвышаясь над снующими прохожими. Люди с тяжелыми чемоданами и сумками недовольно обходили высокого парня, не решаясь, впрочем, сделать ему замечание. В толпе мелькнула серая милицейская шинель. К Чобу неторопливо, с достоинством подошел юный сержант, приложил ладонь к фуражке с особым, столичным шиком и осведомился, куда направляется гражданин пассажир. «Неужели своего узнал?» — поразился Степан, одетый, по обыкновению, в штатское. Эта догадка Чобу не понравилась: неужто от него милицией за версту несет? Такое совсем ни к чему инспектору уголовного розыска. Однако когда сержант, услышав в ответ «Петровка, 38», удивленно вскинул глаза и с ног до головы оглядел человека в скромном черном пальто с маленьким простым чемоданом в руках, Чобу догадался: «Просто решил помочь приезжему гостю столицы. Предупредительный».
Сержант ни о чем больше не стал спрашивать, объяснил, что лучше всего ехать на метро, потому что там невозможно заблудиться, и Степан без труда добрался до площади Свердлова. Здесь толпа подхватила его, понесла к ЦУМу, и он оказался на Петровке. Дальше узкая улица забирала вверх, и Чобу пришлось пробираться сквозь толпу прежде чем он остановился возле высокого желтого здания Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома. В просторном, отделанном мрамором вестибюле дежурный показал ему кабину с внутренним телефоном. Чобу набрал номер, и в трубке откликнулся бодрый голос:
— Майор Голубев слушает!
Пропуск выписали быстро, и лифт поднял его на четвертый этаж. Кроме Голубева, в кабинете сидел совсем молодой длинноволосый парень в коричневой замшевой куртке. Чобу приложил руку к козырьку, чтобы представиться по всей форме, но майор приветливо сказал:
— С приездом, товарищ Чобу. Ваше начальство по телефону сообщило, что вас командировало. Будем знакомы. — Он крепко пожал ему руку. — А это, он обернулся к парню в куртке, — лейтенант Шатохин. Младший инспектор. Голубев снова улыбнулся: — Пока младший. С ним и будете в основном работать. И еще с одним человечком. При слове «человечком» Чобу бросил на него вопросительный взгляд, и Голубев пояснил: — Не нашим сотрудником, я хотел сказать. Есть у нас один типчик, мелкий фарцовщик, и человек тоже мелкий. У которого нашли ту самую вещичку по вашей ориентировке. Вы должны быть в курсе, я сам с полковником Ковчуком говорил по телефону. — Чобу кивнул. — Этот фарцовщик, некто Савицкий, судя по всему, случайно или по недомыслию оказался замешанным в одном мошенничестве — динамо, как они выражаются. Динамо, кстати говоря, самое примитивное. Но не в том дело. Потерпевший не заявил в милицию о пропаже культовых вещей, что нас весьма заинтересовало. Возникла идея выйти через Савицкого на этого «потерпевшего». — Майор изучающе оглядел сидящего перед ним человека с несколько грубоватыми чертами лица, его скромный серый костюм и задумчиво произнес: — Пожалуй, пусть старший лейтенант возьмет на себя Савицкого. Так будет лучше; приехал, мол, скромный коллекционер из провинции, старый товарищ. А тебя, Сережа, — обернулся он к Шатохину, — кто-нибудь из этой публики может узнать. О деталях договоритесь. И вообще, возьми под свое высокое покровительство нашего гостя из солнечной Молдавии.
Высокое покровительство началось с того, что Сергей, взглянув на часы, спросил:
— Кажется, пора принимать пищу. Как смотрит на это мероприятие молдавский гость? Только учти, — он сразу перешел на «ты», — на мититей или костицу не рассчитывай, тем более, что сегодня, если не ошибаюсь, четверг.
— С мититеем подождем, товарищ лейтенант. Будешь в Молдавии, обязательно в Голешты съездим. Это мое родное село, возле самого Кишинева. Кроме мититеев, еще кое-что найдется. Так что приезжай, — в тон ему ответил Чобу. — А вот с четвергом я что-то не понял.
— Не понял? Тогда скажи: какой самый плохой день для рыбы?
Чобу развел руками:
— Честно говоря, никогда не думал об этом.
— Сразу видно, что «Литературку» не читаешь. — Четверг… Рыбный день в общепите. Пошли.
В огромном зале, как с удивлением отметил Чобу, было очень мало людей в форме. За столиками сидели люди в обычных костюмах, в основном молодые, совсем как в столовой какого-нибудь завода или учреждения; только женщин среди обедающих было мало.
Длинная очередь подвигалась быстро, и они, покончив с обедом, поднялись в кабинет Шатохина. Впрочем, кабинетом эту большую общую комнату можно было назвать лишь условно. Жестом показав на пустующие столы, Шатохин сказал: