Очнулся от стука в окно. Прислушался. Стук повторился. Сон как рукой сняло. Гришка! Его стук. А Гривей уже и не лает, — раздраженно подумал о псе хозяин, — привык, за своего принимает. Дармоед.
Якуб не ошибся: пришел действительно племянник. Плотно, по обыкновению, поев, он попросил у Степана кисет. «Папироски-то, видать, кончились, — не без злорадства отметил про себя он, глядя, как племянник вертит самокрутку. — Ничего, покуришь и нашего, деревенского».
— Новости какие есть, дядя Степан? Что-то ты невеселый. Случилось что-нибудь?
— А чего веселиться, Гришенька? — Якуб вздохнул. — Плохие новости. Участковый наш, Мишка Чеботарь, приходил, про тебя выспрашивал.
— Что ему надо было? — Григорий изменился в лице.
— Не знаю, спрашивал, и все. Я сказал, что ты в армии служишь, откуда тебе здесь быть. Покрутился он и ушел.
— Пронюхали, значит, гады, — Солтан глубоко затянулся крепким самосадом, закашлялся.
— О чем ты, Гриша? — не понял племянника Якуб.
— Да так… Уезжать пора, а денег нет.
«Может, и в самом деле уедет», — с надеждой подумал Якуб и напомнил:
— Есть у тебя деньги, Гриша, взносы эти, я же тебе отдал.
— Разве это деньги, — недовольно пробормотал тот, — на них далеко не уедешь. Мне много надо. — И потом, — спохватился он, — не имею права тратить средства партии. Еще какие новости?
— Манолеску вчера приходил, тебя спрашивал.
— Какой еще Манолеску? — его красивые, вразлет, брови удивленно приподнялись.
— Да ты что? — в свою очередь удивился Якуб. — Тот, которого руководителем организации выбрали. На собрании.
— А… Это однорукий, что ли? Просто фамилию забыл. А что ему нужно было? — лениво поинтересовался Солтан.
— Бодою ты зачем-то понадобился. Передай, говорит, что Филимон с твоим Григорием желает встретиться. Для этого ты должен прийти к Парапелу, мындрештскому кузнецу. Дороги ни у кого не спрашивай. Сам найдешь. Его кузница как раз напротив сельсовета стоит.
— Зачем я все-таки ему понадобился, Бодою? — с беспокойством спросил Солтан.
— Это мне, дорогой племянник, неизвестно. Сам у него спросишь.
Якуб еще раз объяснил, как разыскать кузнеца, однако идти вместе с Григорием наотрез отказался, и родственники улеглись спать.
Надвинув на самый лоб кепку, с поднятым воротником пальто, Солтан приближался к центру Мындрешт. В предвечерней тишине до него донеслись дробные перестуки кузнечного молота. Он пошел на эти звуки и вскоре оказался возле сельсовета. Здесь толпились люди. Среди темных ватников выделялась синяя милицейская шинель. Григорий невольно замедлил шаги, ноги стали непослушными, приросли к земле. Поколебавшись, он продолжил свой путь, рассудив, что если повернет назад, то лишь вызовет подозрение. Натянув еще глубже кепку, не глядя по сторонам, он вошел в кузницу. Смуглый усатый кузнец в брезентовом фартуке, устало сложив большие, перепачканные углем руки, сидел на скамейке. «Это и есть Парапел», — догадался Солтан.
Не только в Мындрештах, но и во всей округе мало кто знал настоящее имя сельского кузнеца. Да и сам он, казалось, настолько привык к прозвищу, что стал забывать свое имя. Откуда пошло это прозвище и что оно означает — никто в точности сказать не мог. Самые грамотные высказывали предположение, что происходит оно от названия немецкого пистолета парабеллум. Такой пистолет, якобы, когда-то был у кузнеца или даже есть и сейчас, однако сам Парапел на этот счет не распространялся. Вообще многое, связанное с этим человеком, в селе, где все известно друг о друге, было окутано туманом. Никто не знал, из каких краев он родом, откуда пришел, чем занимался до того, как появился в Мындрештах. Ходили слухи, будто в ранней молодости он где-то далеко, в чужих краях, то ли в Венгрии, то ли в Югославии, зарезал соперника и бежал в Бессарабию с юной красавицей цыганкой. Жена Парапела была гадалкой, и это обстоятельство возбуждало особое любопытство сельчан и служило пищей для всевозможных пересудов.
Если кто и знал что-нибудь достоверное о прошлом Парапела, так это Филимон Бодой. С первых же дней появления Парапела в селе Бодой взял его под свою опеку. Большинство сельчан восприняло это как вполне объяснимое стремление помочь своему соплеменнику, однако некоторые глубокомысленно цокали языком, намекая на какие-то тайные причины. Как бы там ни было, но именно Бодой приютил Парапела и его жену у себя дома, обучил кузнечному ремеслу, и тот стал подмастерьем у Бодоя. Так и прижился Парапел в Мындрештах.
Время от времени, в основном весной, Парапел и Бодой куда-то исчезали, иногда надолго. Возвращались веселые, нарядные, держались гордо, сорили деньгами, привозили женам богатые подарки. О том, каким путем добыты деньги, сельчане могли лишь догадываться, поскольку оба помалкивали. Когда же Бодой исчез, ушел в «партизаны», о его кузнице как-то забыли, и хозяйничать в ней стал Парапел.