Москаленко поравнялся с низким невзрачным зданием сельского клуба. Из полуоткрытого окна доносилась мелодия «Сырбы», молодые задорные голоса. Он остановился, прислушался и вдруг вспомнил, что Надя — страстная любительница танцев и участвует в художественной самодеятельности. Стараясь не привлекать внимания, вошел в зрительный зал, вернее — большую комнату, заставленную разномастными стульями, присел в последнем ряду. Однако появление незнакомца не осталось незамеченным. Танцоры на какое-то время смешались, бросая любопытные взгляды на капитана. Вглядевшись в парней и девушек, толпившихся на маленькой сцене, Москаленко легко узнал по описанию участкового Надю, поднялся и вышел на улицу. Решение созрело само собой.
Он не спеша прохаживался по улице, время от времени поглядывая на двери клуба. Уже совсем стемнело, когда из них веселой гурьбой повалила молодежь. От группы отделилась стройная женская фигура в накинутом на голову пестром платке и заторопилась в противоположную от других молодых людей сторону. Она шла легким быстрым шагом, и капитану пришлось поторопиться. Услышав в позади себя мужские шаги, женщина испуганно оглянулась и почти побежала по темной улице.
— Постойте, Надя! — окликнул ее Москаленко. — Нам надо поговорить.
Она на секунду остановилась, а потом, не говоря ни слова, пустилась бежать. Москаленко решил не отступать: другого такого случая могло не представиться.
— Не бойтесь, я ничего плохого вам не сделаю, — сказал он ей вслед.
Женщина чуточку замедлила шаги, будто раздумывая.
— Есть разговор… О Григории Солтане, — Москаленко пошел в открытую.
Она остановилась как вкопанная, и капитан, наконец, приблизился к ней. Женщина молчала, вглядываясь в лицо незнакомого мужчины, напряженно ожидая, что последует дальше. Москаленко осмотрелся по сторонам. Кроме их двоих, поблизости никого не было. Конечно, улица — не лучшее место для такого разговора, но выбирать не приходилось.
— Прежде всего должен вам сказать, Надя, что желаю вам добра, и потому буду откровенен. Ваш знакомый Григорий Солтан — дезертир Советской Армии и опасный преступник.
Женщина приглушенно вскрикнула, прикрыв рот концом платка.
— А вы откуда знаете? — дрожащим голосом спросила она. — И вообще кто вы такой?
— Работа у меня такая, чтобы знать.
— Не понимаю, о какой работе вы говорите, только этого не может быть!
— Чего именно?
— Того, что вы про Гришу говорите… Мы пожениться собираемся. — Она заплакала.
«Совсем заморочил голову девке, это надо же. Она, дура, и поверила», — с неприязнью к стоящей рядом женщине вдруг подумал Москаленко и продолжал: — Этот ваш жених причастен к убийству одного человека, а другого он ранил. У него руки в крови. — Капитан говорил резко, даже зло. Было, по-видимому, в его тоне что-то такое, что заставило женщину поверить.
— Что же теперь будет? — растерянно, сквозь слезы, спросила она.
— Это зависит от вас. Одно могу сказать: не найдете вы с ним своего счастья, а только потеряете. Все равно Солтана схватят, и тогда будет уже поздно.
— Поздно? — она не поняла или сделала вид, что не поняла.
— Когда Солтана арестуют, вы будете считаться его соучастницей со всеми вытекающими последствиями. А он, пока на свободе, может еще много зла причинить людям.
Молодая женщина размышляла, нервно теребя концы платка. Москаленко явственно слышал ее учащенное прерывистое дыхание, однако жалости к ней почему-то не испытывал.
— Что я должна сделать? — нерешительно прошептала Пламадяла, глядя себе под ноги.
— Помочь нам, помочь! — быстро ответил капитан.
— Как? — тихо прошептала она.
— Прежде всего скажите — где он живет?
— Не знаю… Сначала жил у своего дядьки Степана Якуба, сейчас у него не живет. — Она замолчала, что-то припоминая. — Говорил о какой-то землянке в лесу. Штаб-квартира какая-то у них там.
— У них?
— Ну да, с ним еще кто-то живет.
— Так… А кто они, эти люди? — Москаленко напряженно ждал ответа.
— Об этом мне ничего неизвестно, он не говорил.
— Хорошо… А часто ли бывает у вас Солтан?
— Когда как. Приходит ночью, уходит под утро, — потупясь, смущенно произнесла женщина.
— Вот что, Надя, — Москаленко старался придать своему голосу как можно больше мягкой доверительности, — я понимаю, что вам нелегко, но другого выхода нет. Когда Григорий придет к вам, сделаете так: дважды зажгите и погасите лампу возле окна, но так, чтобы он ни в коем случае не заметил. Ни в коем случае! Иначе вам придется плохо.