Он подошел к двухэтажному особняку старинной постройки. Когда-то особняком владел богатый торговец зерном. И надо же такому случиться: именно здесь разместилось самое ненавистное для «бывших» учреждение — прокуратура. Узнал бы об этом кощунстве хозяин особняка, давно переселившийся в лучший из миров, перевернулся бы в гробу не один раз.
Едва Аурел вошел, как всем телом ощутил прохладу. Толстые каменные стены не пропускали жару, а зимой хорошо хранили тепло. «Умели раньше строить, ничего не скажешь… дли себя, конечно», — подумал он, поднимаясь по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Его сосед по кабинету, тоже следователь, Николай Балтага, часто опаздывал, особенно по понедельникам; сегодня как раз был понедельник. Аурел открыл дверь своим ключом, сразу же настежь отворил окно, присел и не спеша закурил, просматривая купленную по дороге газету.
За этим занятием и застал его Балтага. Вместо приветствия он покрутил носом и проворчал:
— Ну и надымил ты с утра…
Аурел оторвался от газеты, взглянул на хорошо выбритое круглое лицо товарища и не мог сдержать улыбку. Всем была известна забота Балтаги о своем здоровье. Он не курил, внимательно следил за новостями медицины и даже выписывал журнал «Здоровье», увлекался различными диетами и тому подобное. Приятели, усматривая в этом некоторую странность, беззлобно подшучивали над ним. Николай таких шуток не принимал. В остальном же он был вполне своим, хорошим парнем. Поэтому Аурел не стал вступать в полемику по поводу курения, тем более что спор этот был давний и безрезультатный, и миролюбиво произнес:
— Здорово, Никушор! Что это ты с утра не в духе? И потом, окно ведь открыто, дым твоему здоровью не угрожает.
Справедливости ради надо заметить, что зимой Аурел, выходил курить в коридор, чтобы не досаждать соседу. Дружелюбный тон смягчил Николая, и он сказал:
— Да нет, дорогой, ничего не случилось. Понимаешь, не успел приготовить завтрак, пришлось в кафе идти, а там сам знаешь, как кормят…
Аурел знал, как там кормят, однако, в отличие от товарища, относился к общепитовским порядкам философски. Они еще с минуту поболтали, и каждый занялся своим делом. Собственно говоря, они делали, в широком смысле, одно важное и нужное дело. Однако уголовные дела вели разные. Почти одновременно Кауш и Балтага подошли к обшарпанным массивным сейфам, стоящим в противоположных углах кабинета, и извлекли светло-коричневые папки. У Николая папка оказалась тощей, из чего следовало, что дело только начинается; папка же Аурела распухла от протоколов допросов, накладных, счетов, платежных ведомостей, квитанций и прочих документов.
Аурелу приходилось вести дела, занимавшие десять, а то и больше томов. «Однако на этот раз, очевидно, хватит и одного тома, — облегченно вздохнул он, перелистывая документы. — Осталось несколько мазков…»
Дело, которое завершал следователь Кауш, принесло ему немало хлопот, хотя было небольшим по объему. Он не переставал удивляться: на какие только ухищрения не пускаются преступники ради наживы! Взять хотя бы вот этих. Есть в районе топливный магазин-склад, продающий населению уголь. Долгие годы этот магазин считался образцовым предприятием торговли. План перевыполнялся, жалоб от покупателей не поступало, сплошные благодарности. Работники склада получали премии. И вдруг выясняется, что здесь хозяйничали жулики. Началось с того, что кассир магазина, некая Любовь Сагайдак, «поленилась», как она объяснила на допросе, сдать вовремя в банк выручку — 800 рублей. Когда хватилась, оказалось, что не осталось и половины. Растранжирила на тряпки, украшения… Квитанции о сданных деньгах она должна была отсылать в Кишинев, в республиканскую топливную контору. Недолго думая, достала чистый бланк квитанции (благо, этого добра в банке сколько угодно на столах валяется), заполнила на нужную сумму, подпись кассира подделала и отослала. Ничего, сошло. Лиха беда начало… Уголь — товар ходкий, спрос на него большой, и никто не обращал внимания, если недодавали несколько килограммов: о килограммах ли вести разговор, когда покупаешь тонны? Да и невозможно покупателю проверить точный вес. Короче творя, наворовали здесь крупно — тридцать тысяч рублей.
О проделках Сагайдак стало известно и в республиканской топливной конторе. Из Кишинева в Заднестровск пожаловал сам ее директор Сергеев в сопровождении главного бухгалтера, важной дамы, и бухгалтера-ревизора, женщины попроще. Они приложили немало стараний, чтобы погасить недостачу и замять дело. Легко сказать — погасить. Тридцать тысяч на дороге не валяются. Поведение столичных «ревизоров» показалось следователю подозрительным, о чем он не замедлил сообщить кишиневским коллегам, и те заинтересовались порядками в топливной конторе. Оказалось; что в ней не один год орудовала под носом у многочисленных ревизоров группа расхитителей во главе с главбухом. Ревизоры приходили и уходили, а жулики оставались.