Кауш кивнул головой:
— Благодарю вас.
— В жидкой крови антигены выявляются сравнительно легко. Иное дело — определение их в пятнах, тем более если ткань подвергалась стирке: слишком малое количество крови. Это — во-первых. Во-вторых, ваш подозреваемый, как я указывала в акте, является невыделителем, или несекретором, групповых веществ. Что это значит? По способности выделять групповые вещества с секретами — потом, слюной и так далее — все люди делятся на две группы. Около трех четвертей — секреторы, остальные — несекреторы. Вот вы, к примеру, или секретор, или несекретор, — пошутила эксперт и добавила: — Пусть вас это обстоятельство не волнует, ведь содержание групповых антигенов в эритроцитах у секреторов и несекреторов одинаково. Все дело в том, что в крови у последних, к которым относится и подозреваемый, групповые антигены обнаруживаются труднее.
— Значит, именно эти два обстоятельства — малая насыщенность пятна и, если можно так выразиться, несекреторство подозреваемого не позволили определить группу крови на пятне?
— Вы поняли правильно, товарищ следователь. Поверьте, мы сделали все, что могли, но возможности нашей лаборатории ограничены. Попробуйте послать на экспертизу в Москву, там лаборатория посильнее.
— Но все-таки почему анализ неудачен — из-за малой насыщенности пятна или потому, что подозреваемый — несекретор?
— Трудно сказать, хотя я и понимаю, как вам важно это установить. Или первое, или второе, или оба фактора вместе. Мы, увы, не всесильны.
«Однако тут случай особый, — рассуждал Аурел. — Может вполне быть и кровь Пысларя. Экспертиза такую возможность не отвергает». Он мысленно представил, как девочка вцепилась ногтями в руку насильника, потекла кровь… — и содрогнулся. Невольно оглянулся по сторонам: его обтекала по-летнему пестрая толпа. Люди торопились по своим делам, гуляли, разглядывали витрины магазинов. Размахивая портфелями, пробежала стайка девочек в коричневых платьях и красных галстуках.
Пысларя арестовали на следующий день в райотделе милиции, куда его вызвали для допроса. Его бледные, впалые, плохо выбритые щеки стали совсем серыми. Отсутствующим взглядом он обвел находившихся в кабинете людей, но не сказал ни слова. Медленно шевеля губами, прочитал постановление о привлечении его в качестве обвиняемого. Ему предложили подписать постановление. Неловко зажав в заскорузлых, покрытых ссадинами пальцах авторучку, он вывел:
«Постановление прочитал от подписи отказуюсь».
«СЛИШКОМ МНОГО ПРОТИВ…»
Потянулись дни, наполненные самой будничной работой: проверялись и перепроверялись показания свидетелей, которых находили все больше. Возникали новые версии, но вскоре отвергались. Следы по-прежнему вели к Пысларю. Дополнительные сведения характеризовали слесаря отнюдь не с лучшей стороны: бабник, без твердых устоев, безвольный, аморальный. «Такой мог пойти на преступление… — думал Кауш. — Но «совершил ли он его?»
Он еще и еще раз «прокручивал» данные по делу, сопоставлял факты, анализировал поведение обвиняемого. Твердой уверенности, внутренней убежденности не приходило. Слишком много неясностей. В цепи доказательств не хватало какого-то важного звена. Не внесли ясности и результаты экспертизы в Москве. Они только повторили выводы кишиневского эксперта.
После очередного перекрестного допроса Пысларя Кауш устало сказал Будникову:
— Странно ведет себя обвиняемый, все отрицает начисто.
— Почему же странно, он защищается. Нормальная реакция.
— Реакция естественная, однако защищается он ненормально, несознательно. Вы не хуже меня знаете, что преступник обычно скрывает что-то одно, главное. Этот же отрицает все, даже очевидные факты, причем второстепенные.
— Например?
— Например, то, что он знал Розу… и то, что провел вечер у любовницы… Такие примеры можно продолжить. Нет, что-то слишком много против него улик. Так не бывает.
— Бывает по-всякому, Аурел Филиппович, да и чего вы хотите от этого Пысларя. На интеллектуала он никак не смахивает. Избрал тактику всеотрицания: я не я и кобыла не моя, по известной поговорке.