Степана мы направили в помощь Тимофею и под его руководство. Несмотря на большую разницу в летах, они сошлись, как близкие, как равные дружки. Это хорошо для Степана, — у Тимофея всякий может поучиться душевности, верности партийному делу, уменью привязывать к себе людей, чутью и такту. Но немножко завидно и мне: почему со мной Степа соблюдает какое-то расстояние?..
Наконец я добился встречи со всегда занятым Иваном Елистратовичем Жарковым.
— Горько мне, меньшевику, признаваться вам, товарищ Павел, что свертывают меньшевики революционное знамя нашей РСДРП. Меня остерегаются, не все рассказывают, но чую я, что нехорошее что-то творится. Тяжко мне очень с Ефимом Связкиным ссориться, как-никак душа в душу когда-то жили… Хоть я и кондитер, а он печатник, а все, бывало, вместе, неразлучные, да и в Бутырках вместе отсиживали. Что делать, значит, другие времена пришли. Теперь ждут, должен приехать в Москву кто-то из больших питерских меньшевиков… Может, рассеет он мои недоумения. А пока?.. Что же, пока я готов идти с теми, кто за старую партию. Я старый подпольщик и от подполья отрекаться не собираюсь.
Вскоре Жарков выступил на легальном собрании с докладом о предстоящем совещании по рабочему быту. Мы предварительно условились, о чем и как он будет говорить. Старик просил меня «поприсутствовать» на этом собрании.
— Увидите, что Иван Елистратов не затупил свое оружие, а уж мы вам конспирацию обеспечим, в сохранности доведем и проводим в сохранности.
Я отказать не решился, хотя и был для меня не шуточный риск.
Жарков на собрании говорил очень задушевно, просто и горячо. Оратор он был отменный, говорил не отвлеченно, образно, с живыми примерами, никаких приукрашиваний, слова точные, всем понятные. Но главное, как мы и условились, ударил по ликвидаторам и защищал, — обиняками, конечно, — наши неурезанные лозунги.
— Мы, товарищи, все одинаково, — сказал Жарков, — стоим за три кита и накажем нашим делегатам тоже стоять за три кита.
Поднялся пристав:
— Запрещаю говорить так.
— Чего запрещаете? — спросил Жарков.
— Вот о трех китах запрещаю…
— А я об тех китах, на которых, старики говорят, земля стоит.
Пристав возвысил голос:
— Вы дурачком не прикидывайтесь. Знаем мы, о каких трех китах говорите. Это всем известно: республика, конфискация земли и восьмичасовой рабочий день.
— Ну, уж раз господин пристав заговорил о республике, то, значит, придется нам с ним согласиться…
Пристав кинулся к Жаркову: