— Сказал — ухожу. Сказал — не останусь.
Я вышел в переднюю и начал торопливо одеваться. Когда я был у двери, меня остановила выбежавшая из комнаты Юлия. Она взяла меня за рукав и сказала:
— Не уходите. Саше будет очень тяжело, если вы уйдете. Вот ведь он и явку у себя еще не снял, ведь он не выступает против, он ведь только так товарищам говорит…
— Ах, он только у товарищей веру расшатывает! — опять не сдержался я.
А она с горечью упрекнула меня:
— Зачем вы так? Саша — большой талант. Ему из академии писали, что он выдающийся талант, он посылал туда свою работу… по математике, ее будут печатать… Мы устали, у нас нет больше сил… Мы только недавно немного отдохнули… Саша тридцать рублей получает в кооперации…
А я бессмысленно повторял:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
— Я что вам хочу сказать, — продолжала Юлия, — мне это очень стыдно сказать вам после того, что вы там наговорили Саше… Думайте что хотите, но ради Саши я скажу… у вас такой теплый шерстяной шарф, таких здесь нам не достать… а Саше так было бы нужно… У него грудь очень болит и горло… Продайте мне этот шарф…
Я снял с себя шарф, сунул ей в руки и убежал.
На улице все трещало и хрустело от мороза. Со стороны Двины реяла мгла. Я забыл застегнуться, забыл надеть рукавицы, мне было очень холодно, но я сел на первую попавшуюся скамеечку у каких-то ворот и сидел среди густой ночной стужи, подавшись вперед, упершись руками в колени, весь сосредоточившись на неощутимых мыслях. И вдруг заметил, что что-то горячее падает мне на руки. Это были капельки слез. Я плакал…
Вставши со скамьи, я пошел по улице, сам точно не зная куда. Я шел, ни о чем не думая, и как-то неожиданно для себя сказал вслух:
— Нет. Я плакал не оттого, что мне его жалко. Я плакал от чего-то другого.
И сразу потекли разнообразные, сбивчивые мысли о том, что нас ожидает в Москве.
— Стой! — крикнул кто-то сзади меня. Я продолжал идти. — Стой, тебе говорят!
Я оглянулся — передо мной был Сундук.
— Куда же ты прешь, чертова голова? Куда? — заворчал он на меня.
Я ничего ему не ответил, не мог ответить, не знал, что ответить. А он продолжал:
— Я смотрел, нет ли за тобой слежки. Вот дурь-то, вот дурь-то! Это у тебя от молодости. Еще молодо-зелено. Мелко плаваешь, спинка наружу. Ты хоть бы спросил себя, куда ты идешь. Вот я взял у Благова адрес для ночевки, — говорит, что это наш человек, какой-то Проша Рябовский.
Я обрадовался:
— Проша? Из Москвы, с Рябовской мануфактуры? Да я его знаю. Он в ссылке здесь?
— И зачем ты это Благова так?
— Зачем? После этого ты сам оппортунист, Сундук.
К Проше Рябовскому мы еле достучались. Отперев, он узнал меня, обрадовался, но все-таки побранился:
— Черт вас носит по ночам! У Федотыча-то чего не ночевали? Голова и так идет кругом, а тут еще по ночам будить взялись. Я ведь столярному делу теперь учусь, из ткачей да в столяры.
У Проши не было комнаты, он жил в мастерской и спал на верстаке.
— Мне и положить-то вас некуда. Вот беда-то! Ложитесь вон в углу на стружки, я свою подстилку-дерюжечку наброшу поверх стружек, чтоб очень в волосы и в рот не лезли, а подушки у нас не в заводе.
Пахло очень сильно столярным клеем. И когда погасили лампочку-коптилку, кошка рядом со мной, в углу, поймала мышь; несколько раз у меня над ухом повторялся тонкий, жалкий писк. Но я заснул крепко и во сне видел, что плыву по густому, как кисель, Нилу, среди желтых песков, и крокодилы раскрывают на меня пасти.
Утром мертвый мышонок валялся около моей щеки на стружках. Дерюга съехала на пол. У меня голова и лицо были в стружках.
— Проша, нет ли у тебя гребенки? Вычесаться бы немножко.
— А как же, есть.
И Проша, обтерев об рукав, дал мне гребешок, — из шести зубьев четыре были в нем выщерблены. Так и пришлось целый день стружки вытаскивать из волос.
Первое, что сказал Сундук, проснувшись утром, было о Благове:
— Ты, Проша, передай товарищам, чтоб явку у него немедленно сняли. И надо с ним порвать совсем. Не забудь, передай товарищам нынче же.
Проша был в точности и подробностях осведомлен о поездах. Нам надо было дожидаться вечернего скорого поезда на Москву. Условились, что он проводит нас на вокзал, возьмет билеты и понаблюдает, не будет ли за нами слежки. Но как и где провести целый день? В мастерской работа начиналась затемно, и надо было уходить, хоть и очень клонило ко сну и казалось, что мог бы проспать целые сутки.
— Может быть, в чулане каком подремать можно бы? — спросил у Проши Сундук.